Подоспели сотни Ураз-Бакия, вышедшие к лагерю со стороны Лысой горы. Они также попробовали ворваться в лагерь с ходу, но были остановлены градом стрел и начали кружить перед лагерем.

Конники показывали знаками тем, кто находился на лодках, чтобы они поддерживали их с воды, но те делали вид, что не понимают сигналов.

Алтанай с Сабанаком и Амиром сидели во втором ряду, прикрытые плетеными заграждениями, и посылали стрелы в крутящихся на песке конников. Двоих, перемахнувших через плетень, они зарубили, и одежда обоих юношей была забрызгана первой кровью противника.

Глаза Сабанака горели неудержимым желанием ринуться в бой, и он время от времени спрашивал у Алтаная:

— Ну, когда? Когда кинемся на них?

— Э-й-й, — отмахивался тот, — не спеши, еще успеешь…

Наконец, Алтанай подал им знак и, низко согнувшись, начал выбираться меж плетней в сторону лагеря. Юноши поспешили за ним.

В глубокой лощине скрывались оставленные с Алтанаем конники, которым стоило больших усилий сдерживать рвущихся навстречу шуму схватки коней.

Алтанай взял под уздцы свою вороную кобылу и направился впереди отряда в сторону луговины. Там построились по четверо в ряд и, разобрав заграждения, понеслись на открытое место, чтобы ударить сбоку по гарцующему перед лагерем противнику.

Сабанак вырвался первым с обнаженной саблей в руках, несся, привстав на стременах, с широко открытыми глазами, ощущая в груди щемящее чувство радости и свободы.

— А-а-а… — донеслось со стороны сибирцев, и их ряды выровнялись, сомкнулись и кинулись навстречу коннице степняков.

Прямо на Сабанака скакал, низко пригнувшись к седлу, широколицый с вытаращенными глазами и хищно оскаленным ртом здоровенный воин с направленным на него копьем. Сабанак чуть скользнул в седле, уклонился от стального острия и выкинул сверху вниз саблю, отметив лишь, что она ткнулась во что-то мягкое. Не оглядываясь, проскакал дальше и успел прикрыться щитом от сабельного удара наскочившего сбоку сибирца. Рубанул клинком по вытянутой к нему руке и увидел широко раскрывшийся в болезненном крике рот. А конь уже нес его в глубь сечи, где виднелась широкая спина Алтаная и тонкая фигура его нового друга Амира.

Они съехались втроем, и Алтанай, не выпускающий из вида своего племянника, насмешливо кинул ему:

— Разве так рубят? Чему я тебя учил? Вот … гляди… — И со всего размаха опустил тяжелую саблю на голову теснившего его лошадью чернобородого сибирца.

Отряд Алтаная прорубился сквозь ряды сибирской конницы, расколов их пополам, и теперь всей мощью и неистовством плотно сомкнутых рядов своих загнали в иртышские воды одну отколотую половину.

Воодушевленные успехом конников, скрывающиеся за плетнями воины перемахнули через заграждения и кинулись на вторую половину сибирской конницы. В едином порыве они, громко крича и завывая на все лады, кто с копьем, кто с боевым топором в руках, сбили с седел нескольких всадников и заставили повернуть на луг остальных. Надеющиеся на легкую победу над уступающими им в численности степняками, сибирцы понеслись вскачь обратно к холму.

В это время Кучум соколом кинулся со своими запасными отрядами с вершины Лысой горы и, прорвав неплотные ряды выставленного внизу заслона, кинулся по Княжьему лугу наперерез отступающим.

Увидев скачущих на них свежих воинов, сибирцы заметались по лугу, многие из них бросились в воды Иртыша и попробовали спастись вплавь. Лишь небольшая часть добралась до основания холма. Воины Качи-Гирея торопливо заслонили их и встретили несущихся степняков сотнями стрел.

Масса чувств овладевала Едигиром, наблюдающим сверху за сечей. Ему хотелось кинуться самому в первых рядах на врага. Хотелось кричать в исступлении при виде трусости и нестойкости сибирцев! Хотелось рубануть отступающих и заставить их повернуть обратно.

Но рядом с ним неотлучно находился Рябой Hyp, который лишь грыз крепкими зубами конец плетки и сводил к переносью брови, постоянно усмехаясь чему-то своему.

— Что же они так?! Что же… Трусы… Презренные трусы! — прокричал Едигир и ударил коня пятками, намереваясь сорваться по склону холма и кинуться на степняков.

Но Рябой Hyp вовремя поймал его повод и придержал, посоветовав:

— Хан, ну, хан, нельзя же так… Остепенись! Ничего сейчас не изменишь. Вспомни, о чем говорили вчера.

Но Едигир грубо вырвал повод из рук неусыпного охранника и крикнул прямо в лицо тому:

— Стой здесь и смотри, как твой хан будет умирать, — и поскакал по склону.

Hyp вздохнул, поправил стальной шлем на голове и направился следом за ханом.

Сибирским стрелкам удалось остановить неудержимый порыв конницы, возглавляемой самим Кучумом. Те отъехали чуть дальше от холма и, перестроившись, поджидали спешащую к ним пехоту. Вместе с пешими воинами гордо ехал и Соуз-хан, окруженный десятком человек личной охраны. Судя по всему, он до сих пор даже не удосужился достать из дорогих, обшитых золотыми нитками ножен длинную саблю. Он отсиделся за плетнем, когда Алтанай с Сабанаком рубились у лагеря с сибирцами, а когда последние побежали прочь, то Соуз-хан степенно выехал на Княжий луг и не спеша поехал к холму, надеясь, что с его земляками уже покончено.

Отдельно от всех держался Вэли-хан, также до сих пор не вступивший в схватку. Это заметил Кучум и взмахом руки подозвал его к себе.

— Хан знает, как обойти холм и подняться на вершину?

Вэли-хан молча кивнул.

— Тогда возьми десяток своих нукеров и займи его.

Ничего не ответив, старый хан повернулся и поехал в сторону от места сражения, окликнул своих нукеров и с нехорошим чувством внутри направился выполнять очередное приказание Кучума.

Едигир собрал вокруг себя всех главных беков и надеялся своим примером увлечь испуганных первой неудачей воинов на решительную схватку.