Экспериментаторы изменяли таюке и причины отказа, иногда придавая им оттенок легитимности (‹мое финансовое положение не позволяет мне заниматься благотворительностью›), а иногда, наоборот, создавая видимость произвольности и нелегитимности (‹благотворительность - это пустая трата времени и к тому же сущая обдираловка!›). Испытуемые, услышавшие отказы, показавшиеся им неоправданными, демонстрировали и большую агрессию. Итак, эксперимент продемонстрировал, что наиболее резко фрустрация выражена тогда, когда цель становится ощутимой (до нее рукой подать), когда высоки ожидания и когда продвижение к цели остановлено без достаточных оправданий.

Эти факторы помогают выявить важное различие между фрустрацией и депривацией. Разберемся, в чем оно состоит.

Дети, у которых просто нет игрушек, необязательно ведут себя агрессивно. Ранние эксперименты скорее указывают на то, что именно дети, имевшие все основания ожидать, что им разрешат поиграть с игрушками, испытывали фрустрацию, когда это ожидание было обмануто; нарушение планов - вот что заставило детей вести себя деструктивно. В согласии с этим различием психиатр Джером Франк отмечал, что два самых серьезных в истории США восстания чернокожих американцев в 60-х гг. XX в. произошли отнюдь не в самых бедных районах, а в Уоттсе и Детройте, где жизнь чернокожих в ту пору даже отдаленно не напоминала те тяготы, с какими им приходилось сталкиваться в других местах. Жизнь чернокожих в Уоттсе и Детройте действительно была тяжелой, но лишь в сравнении с жизнью белых. Революции обычно начинают не те, кто находится по уши в грязи; куда чаще они затеваются людьми, которые только что подняли из грязи голову, оглянулись и увидели, что другие живут в гораздо более сносных условиях, чем они, а с теми, кто ничего, кроме грязи, не видел, система обошлась несправедливо.

Таким образом, фрустрация - это не просто результат депривации, это результат сравнительной депривации.

Предположим, после окончания школы я решил не поступать в университет, а вы выбрали себе другой путь - продолжение образования. Если спустя десять лет окажется, что у вас работа лучше, это может вызвать у меня недовольство моей работой, но не фрустрацию: я был свободен в своем выборе, и то, что сейчас имею, - это всего лишь разумные следствия моего выбора. Однако, если высшее образование получили мы оба и ваша нынешняя работа - это работа ‹белого воротничка›, в то время как я подметаю мусор, только потому что отношусь к чернокожим, к ‹чиканос› или являюсь женщиной, то я, очевидно, буду испытывать фрустрацию. Не миновать мне ее и в том случае, когда получить образование для вас не составило особого труда, тогда как мое детство прошло в бедном ‹гетто›, и возможности получить образование у меня не было. И фрустрация будет обостряться всякий раз, как только я буду включать телевизор и видеть все то, чего никогда не достигну: эти прекрасные дома, в которых живут белые люди, и выставленные на продажу замечательные технические приспособления, и вообще всю эту красивую жизнь и развлечения, в которых я не могу принять участия.

Если учесть все экономические и социальные фрустрации, с которыми сталкиваются группы меньшинств в нашем равнодушном обществе, то поразительным является факт, что восстаний - считанные единицы! Как написал более 150 лет назад Алексис де Токвиль: ‹Зло терпеливо сносится до тех пор, пока считается неизбежным, и оно становится нестерпимым, как только возникает мысль об избавлении от него› [67]. Пока есть несбывшиеся надежды, будут существовать и фрустрации, которые в результате могут обратиться в агрессию. Ее можно уменьшить, либо дав этой надежде сбыться, либо лишив себя надежды.

Лишенные надежды люди апатичны. Например, жители Уганды, находившейся под властью тиранической, репрессивной и прославившейся необузданным насилием диктатуры Иди Амина, и помышлять не могли об улучшении своих условий, тем более о восстании против власти Амина. На протяжении какого-то времени чернокожие южноафриканцы - а в определенной степени и чернокожие жители Соединенных Штатов Америки - не восставали до тех пор, пока им не давали возможности даже помечтать о лучшей участи. Ясно, что отнять у людей надежду - не самое лучшее средство уменьшения агрессии. Спасением для нашей нации является то, что мы, по крайней мере теоретически, живем в стране возможностей. Явно или неявно, но мы учим наших детей надеяться на лучшую жизнь, ожидать этого и работать для этого. Однако, пока эта надежда не получит значительных шансов стать реальностью, социальные беспорядки неизбежны.

Хотя фрустрация и боль могут рассматриваться как главные источники агрессии, однако существует много других факторов, которые могут сделать человека агрессивным в том случае, когда он испытывает совсем незначительную боль или фрустрацию, либо, наоборот, затормозить агрессивную реакцию в случае, когда он находится в состоянии сильной фрустрации.

Эти факторы являются результатом социального научения. Мы уже видели, как социальное научение может подавить агрессивную реакцию. Вспомним, что раздражение определенных участков мозга подопытной обезьяны, ответственных за агрессивное поведение, не вызывает у нее никакой агрессии, если рядом присутствует другая обезьяна, которую первая научена бояться.

Другим фактором агрессии, основанным на социальном научении, является намерение, приписываемое тому, кто вызывает боль или фрустрацию. Один из аспектов поведения, который, по-видимому, отличает людей от остальных животных, - это наша способность принимать в расчет намерения других.

Рассмотрим следующие ситуации: 1) деликатный и тактичный во всех отношениях человек нечаянно наступил вам на ногу; 2) вам на ногу наступил человек, о котором вам точно известно, что ему наплевать на окружающих вообще и на вас в частности. Давайте предположим, что оба наступили вам на ногу с одинаковой силой и боль, которую вы испытываете в обоих случаях тоже одинаковая. Я могу высказать догадку: вторая ситуация вызовет у вас агрессивную реакцию, в то время как первая - либо незначительную, либо вовсе нулевую. Таким образом, я предполагаю, что фрустрация и боль необязательно вызывают агрессию.

Действительно, реакция может быть модифицирована, и одним из важнейших факторов, способных это сделать, является намерение, приписываемое фрустратору. Этот феномен был продемонстрирован в эксперименте Шабаза Маллика и Бойда Мак-Кэндлисса [68].

Исследователи фрустрировали школьников третьего класса: они сделали так, что дети из-за медлительности и неповоротливости одного из них не могли добиться некоего результата, достижение которого предполагало денежный приз. Некоторым из детей предварительно дали разумное и доброжелательное объяснение поведения ребенка, который их всех подвел: конкретно им сказали, что этот ‹ребенок был сонным и расстроенным›. Получившие разъяснение дети выказывали гораздо меньшую агрессию по отношению к лишившему их приза сверстнику, чем дети, которым ничего не объяснили.