– Смотрите-ка! Это он!

– Кто – он? – встревожился старший.

– О ком объявлено! Человек без тени!

– Как без тени!? – Старший обошел вокруг Илдана и указал на темное пятно под его ногами. – Вот же она – тень!

– Что-то она мелковата… – засомневался длинный.

– Сейчас она у всех такая, потому как полдень. – Интеллектуал-стражник блестяще доказал, что не зря поставлен старшим. – Осмотри-ка остальных, мало ли что…

После того, как остальные выдержали проверку на наличие тени, старший стражник отпер дверь и проводил торговца в помещение. Въездную пошлину брали с капитана, учитывая только размер судна, а не занимаясь обременительным подсчетом матросов по головам. Портовые власти не оставались в накладе, так как редкий капитан имел на борту полную команду. Уплата пошлины давала матросам полное право болтаться как по портовым, так и по городским питейным заведениям. В случае разногласий с местными стражами порядка им достаточно было назвать имя своего корабля, чтобы те дали знать капитану, какой потребуется штраф и в какой камере портовой тюрьмы сидит набуянивший матрос.

Сумка торговца заметно полегчала, когда он вышел от стражников, укладывая туда свидетельство об уплате пошлины. Команда, нетерпеливо переминавшаяся с ноги на ногу, по разрешающему жесту хозяина снялась с места и устремилась в «Акулью Пасть». Илдан пошел было за ними, но остановился на пороге. Приветственный визг портовых шлюх, удушающие запахи грязных столов, кухонных тряпок, разлитого пива, варящейся на кухне несвежей солонины лишили его малейшего желания что-нибудь выпить, а тем более съесть в этом сомнительном местечке. Он выспросил у мальчишек дорогу в город и зашагал по ней.

Дорога тянулась мимо жердяных изгородей, обвешанных горшками и тряпками, за которыми виднелись глиняные, побеленные мелом хатки и навесы с сушившимися там длинными связками серебристой рыбы. Тонкая белая пыль вздрагивала под башмаками Илдана, почти не поднимаясь в воздух. В простой рубахе, заправленной в парусиновые штаны, в голубой косынке вокруг макушки, Илдан немногим отличался от других матросов, забредавших из порта в город. Его одежду дополнял кожаный пояс с отделениями для монет и других мелочей, с ножнами, где вместо обычного матросского ножа покачивался любимый кинжал работы Тингрэма, одного из лучших оружейников Триморья – не парадный, а боевой, с простой и удобной рукоятью. Девушки оглядывались на высокого широкоплечего моряка с загорелой кожей, оттенявшей его светлые глаза и волосы, доставшиеся в наследство от матери-кригийки. Как только не выглядели они, лихие парни из порта – смуглые, говорливые саристанцы, длинноногие, тонкокостные лимерийцы, мосластые хар-наирские забияки, рослые, мрачные выходцы из Геста, славящиеся умением работать со снастями в любую погоду. Этот был получше многих, и взгляды девушек призывно вспыхивали – вдруг женится, а хоть бы и не так, тоже неплохо. Но молодой матрос в голубой косынке шел мимо, уделяя равное внимание и девушкам, и побеленным хаткам, и выкатывающимся под ноги голосистым дворнягам.

Ширан, бывшая столица бывшей Триморской империи, вольготно раскинулся на плоской как стол равнине, с юга ограниченной побережьем Светлого моря, а с востока – берегом Синды, полноводной реки, берущей начало от самых Северных гор. Более ста лет назад, во вpемена pаздела империи, северный берег Светлого моря отошел ширанским властям, а земли Зеленого моpя образовали Хар-Наирское царство со столицей Тахором. Тогда-то между ними и пpоизошла ссора из-за восточной границы Саристана. Хар-Наирский властитель, добившийся раздела, предлагал провести ее по Синде, а саристанцы, не горевшие желанием иметь свой стольный город на границе, настаивали на проведении ее по Тильбе. В конечном договоре граница прошла по водоразделу между реками – большому и нежилому, никому не нужному куску сухой степи, где разве только змеи и тушканчики могли бы спорить о точном положении разделяющей линии.

В те же годы наместники западных земель воспользовались слабостью центральной власти и тоже отделились от империи, образовав Лимерию и Кригию. Никто из них не спорил о размерах случайно добытого куска, поэтому договоренности о границах были достигнуты быстро и без разногласий. Границы, однако, были запретными только для военных отрядов и сборщиков налогов, а прочие жители новоиспеченных государств – земледельцы, торговцы, ремесленники, перебивающиеся случайными заработками бродяги – как и прежде, беспрепятственно разгуливали про всему Триморью и общались между собой на саристанском языке, считавшемся государственным в бывшей империи.

Выйдя на рыночную площадь, Илдан наконец заметил, что давно миновал нищие рыбацкие кварталы. Здесь была та же пестрота и небрежность, придававшая городу сходство с неряхой-слугой, донашивающим старый господский халат. Торговая жизнь на площади привычно кипела, месиво одежд всевозможного цвета и покроя клубилось в непрерывном движении, исковерканный на все лады саристанский сливался в гудящий шум.

Илдан, которому нужно было пройти сквозь рынок, вклинился в толпу и сразу же замедлил шаг. Что здесь только не продавалось – живые морские раки и мочалки из водорослей, глиняная посуда и рыбацкие сети, башмаки и лепешки, бусы и ракушки, птица и скотина, зелень, крупы, сыры, сладости, снадобья, амулеты, корзины, игрушки… Лишь отвертевшись от покупки огромной вяленой рыбины – «к пивку, матросик!» – а затем и пропитанной воском штормовки, и свирепого красно-черного петуха, Илдан выучился пробираться между рядами, избегая разговоров с ретивыми торговками.

Вдруг что-то легкое, влажное, прохладное коснулось его щеки. Илдан подхватил это на лету, оказавшееся веточкой зелени, и обернулся. На повозке с зеленью сидели две круглолицые смешливые девушки – судя по одежде, послушницы обители Зеленого Ростка. Считалось, что обитель приносит миру покровительство богини урожая Миэлы, дочери Великой Пряхи. Касательно мира можно было бы еще и поспорить, но сады и огороды обители, где вырастали самые душистые травы, самые сочные овощи и самые сладкие фрукты Триморья, несомненно, были любимыми местами прогулок Миэлы.

Илдан прикусил веточку, девушки заулыбались и замахали руками, подзывая его поближе. Он отвернулся к лотку с амулетами, не замечая, что перед ним лежит, пока лотошник, послушник обители бога плодородия Кальдона, не усмехнулся у него над ухом: «Неужели тебе это нужно, парень? Ты же здоров как бык!» Девушки захихикали, вторя лотошнику. Илдан вздрогнул и поспешил дальше.

Земли Триморья вместе с языком приняли и верования Саристана. От Северных гор до Пояса Ликены – хребта, разделяющего Лимерию и бескрайние, безжизненные южные пустыни, называемые Мертвыми землями, от западного берега Горького моря до восточного края хар-наирских земель, ограниченных водами Бездонного океана, люди поклонялись Великой Десятке, в которую входили три Мастерицы, правящие судьбами мироздания, и семеро их детей.