Многие годы никаких подробностей об этой находке известно не было — хотя ходило много слухов о том, что с ней случилось, — и точные обстоятельства произошедшего сразу после обнаружения книг неизвестны до сих пор. Али позднее признался, что его мать Умм Ахмад, не понимая ценности того, что держит в руках, сожгла несколько папирусов, поддерживая огонь в своем очаге, что вызвало реакцию академической общественности в виде смеси гнева и изумления от такого невежества. Только подумай какое сокровище, какие возможные теологические и исторические откровения предала огню эта крестьянка! Какова ирония того, что самой сенсационной теологической находке была уготована такая судьба!

Но есть в этом рассказе, уже изрядно поизносившемся, нечто вызывающее недоверие. Может быть, и на самом деле матери Али столь срочно нужна была растопка для печи, и эта история есть неприукрашенная правда, но кажется довольно странным, чтобы, даже будучи невежественной относительно исторической ценности находки, она бросила в огонь что-то потенциально ценное на процветающем рынке антиквариата, учитывая стесненные обстоятельства жизни своей семьи. Египтяне, в том числе и беднейшие, всегда с уважением относятся к тому, что может быть продано — достаточно часто можно увидеть у дороги в Каир нищего, пытающегося продать не только мертвого, но уже полуразложившегося, отвратительно пахнущего верблюда. Уверена, что первыми словами Али, вернувшегося с охапкой книг, было нечто подобное: «Мама, позаботься об этих вещах, они могут оказаться дорогими». В жизни случается странное, и люди делают глупости, но в этом рассказе есть привкус весьма удобного мифа. Возможно, Али отдельно продал недостающие папирусы другому покупателю, который не захотел их публиковать, и состряпал оправдание, возложив на мать ответственность за утрату книг. (Нам известно только, что в текстах, называемых сейчас гностическими Евангелиями, упоминаются папирусы [88] , которые должны их сопровождать. Могут возникнуть вопросы; гораздо лучше сказать, что они сгорели.)

Не исключено, что он продал «сгоревшие» книги агенту Ватикана, который решил не открывать их содержания. Разумеется, если эти, как предполагается, недостающие книги были подобны тем, что со временем нашли путь к общественности, то неудивительно, почему их решили не показывать.

Папирусам Наг-Хаммади, насколько нам известно, были уготованы сложные приключения, многие из которых обусловлены страстным желанием Ватикана скрыть само их существование от общества. Хотя заговор с целью покрытия определенных христианских текстов от общества был организован еще в III веке, действует он и поныне. Как писали Дэвид Тресемер и Лаура-Ли Кэннон в предисловии к переводу гностического Евангелия от Магдалины, выполненного Жан-Ивом Лелупом (это Евангелие было найдено в Наг-Хаммади, оно всплыло на поверхность в Каире в 1856 году): «История борьбы с ранними христианскими Евангелиями читается как приключенческий роман — сожжение книг, тайные собрания маленьких сект, раскрытые властями, ссылки, казни и так далее» [89] .

Первые 200 лет существования новой, христианской религии многочисленные варианты текстов и учения ее основателя и его учеников циркулировали по всей Римской империи. Ученые считают, что канонические Евангелия не были первыми христианскими текстами: Матфея и Луку обычно датируют 80 годом, Марка — на десять лет раньше, а Иоанна — 100 годом. Хотя первыми давними частями Нового Завета были письма Павла, датируемые 50 годом, к сожалению, он не интересовался подробностями земной жизни Иисуса или его личными привязанностями, сосредоточив свое внимание на его религиозном учении — и в связи с этим проблемами организации церкви в римском мире.

Знаменитые четыре Евангелия вовсе не были единственными священными писаниями, распространенными в то время: более того, поскольку сотни свитков переходили от группы к группе, существовало величайшее разнообразие доктрин и обрядов. Были и принципиальные различия между тем, что сейчас мы называем христианским образом жизни, и тем, как жили простые люди в те времена. Для некоторых достаточно удивительным будет тот факт, что в те бурные времена сумятицы среди лидеров Церкви было очень много женщин. Особенной популярностью в конце второго века пользовались пророчицы — к особому неудовольствию и досаде таких Отцов Церкви, как Ипполит, который писал:

Но имело ли это женское засилье случайный характер или ранняя Церковь была организацией равных возможностей? И если так, не был ли сам Иисус зачинателем такого либерального подхода? Немножко странно, что вся эта шумиха вокруг пригодности женщин-священников и снисходительный тон, которым сопровождается их посвящение в сан, могут представлять собой не новую эру просвещения в Церкви, но робкую попытку вернуться к старым славным временам. Понятно, что широкое распространение этих рукописей в I и II веках позволило женщинам поверить, что и они могут принять участие в поклонении Христу на первых ролях. Однако напрасно вы будете листать Новый Завет в поисках прямых свидетельств того, что это было именно так, поскольку Евангелия очень уклончиво говорят о роли Марии из Вифании/Марии Магдалины — чье имя может быть переведено как «величайшая».

Тресемер и Кэннон объясняют происхождение Ново-о Завета: