Накопление знаний о Сабе и смежных с нею государствах, входивших в сферу ее политического, экономического и культурного влияния, протекало отнюдь не гладко и не плавно. Один из крупнейших наших сабеистов писал в связи с этим так:

«Пожалуй, ни одна из древних цивилизаций Востока не открыла своих тайн столь сложными путями, как южноаравийская. Более двухсот лет десятки путешественников и ученых ценою тяжких испытаний, а нередко — жизни собирали сведения о географии и истории Южной Аравии, о ее древних и средневековых памятниках. Современная сабеистика имеет свой пантеон мучеников от науки. Плеяда замечательных исследователей стоит за плечами тех, кто сегодня подводит итоги изучения южноаравийской цивилизации. Тем не менее и ныне даже лучшие знатоки ее вынуэвдены еще говорить о ней как о неразгаданной…

Как известно, археология Аравии находится в зачаточном состоянии. Несколько кратковременных попыток осуществить планомерные раскопки не лишили Южную Аравию славы уникальной археологической целины… Главным образом поэтому современная сабеистика, как и прежде, остается по преимуществу филологической, сейчас, может быть, точнее, историко-филологической дисциплиной… большинство работ (исследовательских. — Ф.Н.)… возникли прежде всего в процессе чтения, перевода и комментирования эпиграфических памятников» [1]. Вышеприведенные строки принадлежат одному из ведущих советских сабеистов — Петру Афанасьевичу Грязневичу, а написаны они были в 1971 году. Но спустя всего лишь года два началось массированное наступление на южноаравийскую «археологическую целину» силами экспедиций сразу нескольких стран. Самыми крупными из них были советско-йеменская, которой руководил Грязневич (к сожалению, его не станет через несколько лет), и французская под руководством автора этой книги Ж.-Ф. Бретона.

Объем работ (как полевых исследований, так и археологических раскопок), проведенных за последнюю четверть XX века, был так велик, что впору говорить об «информационном взрыве» в сабеистике.

Буквально из-под земли, подобно воскрешенному Лазарю, вышла на свет божий две тысячи лет спавшая мертвым сном южноаравийская цивилизация. Теперь говорить о ней как о «неразгаданной» больше не приходится: она разгадана.

Разгадана прежде всего ее «инфраструктура» — сложная и разветвленная сеть гидротехнических и ирригационных сооружений. В чертежах с помощью аэроснимков реконструированы знаменитая Ма'рибская плотина (Ма'риб — столица Сабы) и система орошения в нижней части вади Зана. В коранической суре «Саба» говорится о «двух садах» на месте Ма'рибского прорыва плотины — фотоснимок с борта самолета служит наглядным пособием к тому, как этот оборот следует понимать. Просто и ясно: это первый комментарий к Корану, сделанный без единого слова.

Разгадана структура социальных отношений, предопределенная этой материальной «инфраструктурой». Догадки опираются на эпиграфические источники и подтверждаются ими. Южноаравийская эпиграфика, стоит заметить, двух родов. Первый из них— надписи официальные, торжественные, выполненные «монументальным» шрифтом на камне и на бронзе. Под камнем в данном контексте разумеются прежде всего каменные стены — городские, крепостные, дворцовые, храмовые с внешней и внутренней стороны, а также жилых домов. Делались они и на скалах на лоне природы и на надгробиях…

Второй род — частная переписка, коммерческие договоры, долговые расписки и пр. — находил себе место на черенках пальмовых листьев: исписывались нервюры листьев микроскопическим шрифтом посредством какого-то острия. Ныне открыто, прочитано и переведено около 15 тысяч (!) южноаравийских письменных памятников.

Модель внутриобщинных отношений по поводу работ, связанных с поддержанием и расширением ирригационной системы, оказывается вполне пригодной и для установления межобщинного сотрудничества по тому же жизненно важному для всех вопросу. О том, к какому именно соглашению могли бы прийти племена (они же земледельческие общины), гадать не приходится, так как опять-таки из монументальных надписей на стенах достоверно известно, к какому соглашению они пришли еще в VIII веке до н. э.: они учредили Сабу. Саба, как явствует из всех эпиграфических источников, — это племена-учредители (позднее появились и «ассоциированные члены»), территория этих племен, централизованные учреждения, составленные из представителей этих племен, наконец, община верующих — верующих в бога Альмакаха, который если и не вытеснил вовсе, то оттеснил с первого плана племенные божества. Короче, возникает государство, причем рождается не на крови, что встречается крайне редко. В течение всего тысячелетнего, без малого, существования Сабы ежегодно будет праздноваться «День единения».

Политическая и социальная история Сабы известна, положим, лишь в самых общих чертах, но если соединить эти общие черты между собой, получается удивительно благостная картина: общество, несомненно характеризовавшееся весьма значительной имущественной дифференциацией, так и не испытало ни одного народного восстания! Бедные наверняка там были — не было, видимо, голодных. Государство, судя по ряду сохранившихся надписей, взяло на себя функцию регулятора социально-экономических отношений и выполняло эту роль эффективно.

Даже само царство на диво незыблемо: ни междоусобиц среди наследников престола, ни военных переворотов в столице, ни мятежей по окраинам. От начала до конца правит одна и та же династия.

Достаточно прозрачны и внешнеполитические цели Сабейского царства. Саба не только высокоразвитая сельскохозяйственная страна. Она еще и «караванное царство», процветающее за счет своей караванной торговли.

Торгует же она со всеми странами Ближнего Востока от Ассирии до Египта, посылая верблюжьи процессии (до тысячи и более животных в каждой) сквозь пески аравийских пустынь. Торгует она как своими товарами — ладаном и миррой, так и привозимыми из-за моря индийскими товарами. Так вот, основная задача Сабы в области внешних сношений состояла в том, чтобы обеспечить для себя роль монополиста в торговле с Двуречьем и Средиземноморьем. Решая ее, Сабейское царство, во-первых, блокирует перед индийскими купцами Баб-эль-Мандебский пролив и устанавливает свой контроль над Красным морем, во-вторых, ведет упорные войны со смежными с ним другими южноаравийскими государствами, производителями того же ладана или той же мирры и тоже большими охотниками поторговать с Севером, чтобы добиться признания сабейской гегемонии в области внешней торговли, то есть признания за сабейскими купцами исключительного права формировать трансаравийские караваны.

Успешное решение этой двуединой задачи превратило Сабу в поистине богатейшую страну всего Ближнего Востока и… в предмет всеобщей зависти. Римские негоцианты недоумевали: они скупают оптом весь товар, прибывающий из Аравии Счастливой (чтобы потом мелкими партиями распродать его втридорога по всему Средиземноморью), рассчитываясь полновесной золотой монетой, но их аравийские партнеры никуда ее не тратят, они ничего не покупают ни у римлян, ни у кого-либо другого, а, завладев золотом, спокойно возвращаются с ним восвояси. Золото Римской империи ежегодно широким потоком льется в эту «черную дыру». А что же с ним происходит дальше? Какова его судьба?