Поставили мы его клетку на шкаф, он бегает там по жёрдочке и повторяет:

— Жизнь удалась! Жизнь удалась!

— Ну, — Дзыня говорит. — У тебя, может, ещё какие желания есть?

— Есть, — говорю. — Давно мечтаю на лошади прокатиться.

— Можно! — Дзыня говорит.

И тут же раздалось внизу цоканье копыт. Вышли на балкон, смотрим: целый табун лошадей прискакал: белые, вороные, гнедые!

Спрыгнули мы прямо с балкона: я — на белую лошадь, Дзыня — на вороную. Поскакали звонко по улицам. Всё движение прекратилось: все стоят, восхищаются.

Проскакали до конца города, потом обратно вернулись.

Снова у Дзыни дома оказались.

— Может, — Дзыня говорит, — на орле полетаем?

— На каком орле?

— Вот на том! — Дзыня говорит.

Показал — на крыше дома напротив огромный каменный орёл сделан. И не успел я слова сказать — взмахнул орёл каменными крыльями и к нам на балкон прилетел! Сели мы на орла, взмахнул он крыльями — и полетели.

Внизу, в улицах, уже темно, а тут, над крышами, солнце светит, и мы, освещённые солнцем, летим и поём знаменитую итальянскую песню (никогда ни до ни после ни слова поитальянски не говорили, а тут запели вдруг от восторга, звонкими голосами):

Все люди останавливаются внизу, головы задирают, а мы летим, освещённые солнцем, и поём!

Облетели круг над городом и снова на балкон вернулись.

— Колоссально! — говорю.

— А ты как думал? — Дзыня говорит.

— К сожалению, — говорю, — мне домой надо сходить, родителям показаться, с утра как ушёл, дома не был. Поем, посплю, а завтра утром снова к тебе.

— Нормально! — Дзыня говорит.

Спустился я по его лестнице на улицу, к себе пошёл. По дороге одного из братьев Соминичей встретил — идёт, бережно к груди какой-то свёрточек прижимает.

— Достал! — радостно говорит. — Свеженькие!

— Что это!

— Как что! — Соминич говорит. — Забыл? Батарейки для нашего приёмника! Вместе же с тобой хотели делать!

— А-а-а-а! Да нет, мой друг Дзыня может за секунду сотню таких приёмников сделать! Да и не только…

Соминич ничего не сказал, повернулся и ушёл к себе в подъезд. А я — к себе.

Утром прихожу к Дзыне, выходим с ним на балкон. Глядим, по улицам идут толпы школьников, с букетами в руках.

— А-а-а! — говорю. — Сегодня же первое сентября! Помню сквозь сон, что-то такое родители мне мои говорили… Ну, как мы с тобой решим: будем в школу ходить или нет?

— Ты что, вообще уже? — Дзыня говорит. — Нам в школу ходить, когда мы и так всё можем?

— Но просто интересно бы узнать, что такое они там проходят? Писать-читать научиться — вдруг пригодится?

— Зачем? — Дзыня говорит.

— Ну, мало ли что?.. Может, мы воспоминания свои захотим написать?

— Идея! — Дзыня говорит. — У меня сосед, из соседней комнаты, тоже сегодня в школу пошёл. А у нас будет ручка-самописка, которая будет у него всё списывать. Посмотрим те записи — и будем всё знать!

— А как будет ручка-самописка у него списывать?

— А очень просто! Стол у него у окна стоит. А я поставлю на свой балкон зеркало, ручка через зеркало будет видеть, что он там пишет, и нам в тетрадь списывать!

— Замечательно!

Появилась тут на столе ручка-самописка, гусиное перо, и в него воткнут стержень от шариковой ручки.

Полежала самописка, потом вдруг изогнулась в вопросительный знак.

— Что это она? — Дзыня спрашивает.

— Она спрашивает: что писать?

— А! — Дзыня говорит. — Сейчас!

Поставил на свой балкон зеркало, и в зеркале с ходу вся соседская комната отразилась: стол у окна, шкаф, в общем, всё!

— Вот так! — Дзыня говорит. — Будет он за столом уроки свои делать, а мы с ходу будем узнавать, чего он там пишет!

— Колоссально! — говорю.

Так и сделали, целую неделю гуляли. Иногда только зайдём к Дзыне, видим в зеркале: сосед сидит в своей комнате, пишет и самописка всё копирует.

Примерно через неделю я говорю:

— Давай посмотрим хоть, что она там накарябала?

Смотрим записи ручки-самописки и ничего не можем понять! Какие-то буквы непонятные, никогда таких не видел, и строка почему-то идёт справа налево!

— Ничего не понимаю, — Дзыне говорю. — Может, это он не по-русски пишет?