Шрифт:
Он с удовольствием простоял бы в стенном шкафу долгие часы, а то и дни. Это замкнутое пространство куда как лучше его комнаты в «Руках милосердия» и ужасных машин, на которых его создатель экспериментировал с ним.
Что заставляет его приоткрыть дверь, так это счастливое пение женщины на кухне и позвякивание кухонной утвари. Привлекает его и запах лука, жарящегося в масле.
Если он поел коричневой еды и не умер, возможно, теперь он сможет есть все.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, зачарованный запахами готовящейся еды, Рэндол еще шире открывает дверцу стенного шкафа и выходит в коридор.
Порог кухни менее чем в пятнадцати футах от него. Он видит поющую женщину, которая стоит у плиты спиной к нему.
Скорее всего, это самый удачный момент для того, чтобы пойти в глубь дома на поиски Арни О’Коннора. Конечная цель его похода совсем близко: улыбающийся аутист, знающий секрет счастья.
Но его влечет к женщине у плиты, должно быть, матери Арни. Карсон О’Коннор — сестра мальчика, но это не Карсон, не женщина с фотоснимка в газете. Раз уж речь идет о Старой семье, это, скорее всего, мать.
Рэндол Шестой, дитя «Милосердия», никогда раньше не встречался с матерью. У Новой расы матерей нет. Их заменяют резервуары сотворения.
То есть перед ним не просто женщина, а загадочное существо, которое может создать человеческую жизнь в своем теле, безо всяких машин, совершенно необходимых для того, чтобы произвести на свет Нового человека в «Руках милосердия».
Со временем, когда Старую расу сотрут с лица земли, и это дело не столь уж отдаленного будущего, матери, такие, как эта женщина, станут мифическими фигурами, существами из сказаний и легенд. Понятное дело, Рэндол Шестой смотрит на нее как на чудо.
Она вызывает в нем невероятно странные чувства. Необъяснимое благоговение.
Запахи, звуки, магическая красота кухни влекут его к порогу.
Поворачиваясь от плиты к разделочному столику у раковины, все еще тихонько напевая, женщина не видит его даже боковым зрением, В профиль, поющая, готовящая обед, она кажется такой счастливой, даже более счастливой, чем Арни на том газетном фотоснимке.
Когда Рэндол добирается до кухни, ему в голову приходит мысль: эта женщина может быть секретом счастья Арни. Возможно, это все, что нужно для счастья: мать, которая выносила тебя, которой ты дорог, как собственная плоть.
Свой резервуар сотворения Рэндол Шестой последний раз видел четыре месяца тому назад, в тот день, когда поднялся из него. И причины для новой встречи с резервуаром нет.
Когда женщина вновь поворачивается к нему спиной, шагнув к плите, по-прежнему не замечая его присутствия, Рэндола Шестого охватывают чувства, доселе ему незнакомые, для описания которых у него нет слов.
Он сокрушен стремлением, но стремлением к чему, он сказать не может. Женщина притягивает его точно так же, как земля — оторвавшееся от ветки яблоко.
Пересекая кухню, Рэндол осознает, что хочет увидеть свое отражение в ее глазах, свое лицо в ее глазах.
Он не знает почему.
И он хочет, чтобы она смахнула волосы с его лба. Он хочет, чтобы она ему улыбнулась.
Он не знает почему.
Он стоит у нее за спиной, его трясет от чувств, которые переполняют его, чувств, на которые он не считал себя способным.
Еще с мгновение она не подозревает о его присутствии, а потом чувствует: на кухне кто-то есть. Поворачивается, на лице отражается тревога, она вскрикивает от удивления и страха.
В руке она держит нож, который захватила с разделочного столика, когда возвращалась к плите.
Хотя женщина не предпринимает попытки пустить нож в ход, Рэндол Шестой хватает его левой рукой за лезвие, порезавшись, вырывает нож из ее руки, швыряет через кухню.
А правой, сжатой в кулак, бьет женщину по голове, сваливает на пол.
Глава 41
После вечерней службы, на кухне домика священника, который стоит рядом с церковью Госпожи Наших Печалей, Девкалион наблюдал, как отец Патрик Дюшен наливает крепкий кофе в две кружки. Ему предложили сливки и сахар, но он отказался.
Наконец священник сел за стол, напротив Девкалиона.
— Я сварил его таким крепким, что он даже горчит. Мне нравится горечь.
— Подозреваю, это можно сказать о нас всех.
В исповедальне они оба поняли, кто есть кто, пусть отец Дюшен еще и не знал, где и при каких обстоятельствах произошло сотворение его гостя.
— Что случилось с вашим лицом? — спросил он.
— Я разозлил моего создателя и попытался поднять на него руку. Он вставил мне в череп устройство, о котором я не подозревал. На руке носил перстень, издающий сигнал, запускавший это устройство.