Рейнджеру казалось странным, что с течением времени на его долю выпадает всё меньше сражений, хотя сам мир всё больше погружается во тьму. Дриззт считал это нелепым — и недопустимым.

— Сегодня вечером, Гвен, — прошептал он, хотя пантера была дома на Астральном уровне, и дроу не вынимал ониксовую статуэтку, чтобы вызвать её. — Сегодня вечером мы поохотимся.

Бессознательно он обнажил Мерцающего и Ледяную Смерть, клинки, которые были с ним в течение долгих десятилетий, и легко вывел ими несколько оточенных движений, имитируя парирования, блоки и хитрые контратаки. Темп нарастал, движения от защитных и ответных ударов перешли к более агрессивным атакующими.

Дриззт делал такие упражнения в течение всей жизни, изучив их во время тренировок со своим отцом Закнафейном в городе Подземья Мензоберранзане, затем в академии дроу Мили-Матгир. Они сопровождали весь его жизненный путь. Эти приёмы были частью рейнджера, мерой дисциплины, символом мастерства, подтверждением его предназначения.

Дриззт настолько приучил себя к тренировкам, что даже не замечал медленные внутренние изменения, которым он подвергался, выполняя регулярные упражнения. Эти тренировки были главным образом нацелены на поддержание мышечной памяти и баланса. Стандартная программа включала блоки и повороты, удары и вращения, которые были разработаны, чтобы противостоять нападениям воображаемых противников.

Но за последние несколько лет, эти предполагаемые противники стали намного более яркими для Дриззта. Он даже не помнил, что когда только начинал тренировки и в течение всей его жизни до наступления Магической Чумы, визуализировал своих противников только для удобства. Дроу повернулся и поднял Мерцающей вертикально, чтобы заблокировать несуществующий меч и ударил Ледяной Смертью из очень низкого положения, отклоняя летящее копьё.

Но с начала тёмных времён и, особенно, с пор как он, Брунор, Джесса, Пуэнт и Нанфудл отправились в путь, воображаемые противники стали чем-то большим, чем просто безликие мишени. Дриззт видел лицо орка или усмешку огра, или глаза человека, дроу, эльфа, дварфа, или хафлинга — это не имело значения! Пока был бандит или монстр, готовый кричать от боли, когда Мерцающий пронзает его сердце, или захлёбываться собственной кровью, когда Ледяная Смерть перерезала ему горло…

Дроу неистово нападал на своих демонов. Он пробежал вперёд и прыгнул, кувыркаясь и вставая только за тем, чтобы легко снова рвануться вперёд, его ноги были ускорены волшебными браслетами, а скимитары выброшены вперёд, чтобы проткнуть противника. Ещё один бросок, резкий кувырок, приземление на одну правую ногу и снова бросок вперёд со смертоносным вихрем беспощадных лезвий.

Снова вперёд, вверх над противником, потом налево, неистово вращаясь, внезапная резкая остановка и внезапный и безжалостный удар за спину.

Дриззт мог чувствовать вес противника на лезвии, как если бы он действительно пронзил преследовавшего его орка. Он мог ощутить тёплую кровь, струящуюся по руке.

Дроу так сильно увлёкся своей фантазией, что даже подумал вытереть кровь с Ледяной Смерти о куртку поверженного врага.

Он взглянул на скимитар, чистый и блестящий, и отметил пот, выступивший на предплечье. Дриззт обернулся к дубу — повсюду виднелись следы от бегущих ног.

Где-то глубоко внутри Дриззт До'Урден понимал, что он использовал ежедневные тренировки — и реальные сражения, если таковые случались — для того чтобы приглушить боль потерь. Дроу прятался за сражениями, забывая о ней только во время свирепых битв, реальных или воображаемых. Рейнджер научился держать чувства при себе, вытеснять печальные мысли из своего сознания, хоронить боль под рутиной, ведь, в конце концов, он должен был тренироваться.

Дриззт преуспел в умении убеждать себя в том, что все поединки, выпавшие на его долю за прошедшие десятилетия, были просто неизбежны.

— Два тифлинга Ашмадай за несколько мгновений, — поздравил Херцго Алегни Баррабуса ночью на окраине Невервинтер. На окраине леса можно бы рассмотреть город, как на ладони.

— Они были удивлены, и сосредоточился на тебе, — ответил Серый. — И понятия не имели, что есть ещё и я.

— Ты можешь просто принять комплимент? — смеясь, пожурил его Херцго.

От тебя? — пренебрежительно и насмешливо подумал про себя Баррабус, но промолчал. Однако его кислое выражение лица было красноречивей всяких слов.

— О, не удивляйся так, — снова пожурил его Алегни. — Если бы я не видел никакого применения твоим талантам, неужели ты думаешь, что я сохранил бы тебе жизнь?

Баррабус не потрудился ответить, он лишь ухмыльнулся и бросил взгляд на магический камертон и меч с красным лезвием.

— Конечно, ты думаешь, что все мои действия направлено лишь на то чтобы помучить тебя, — рассуждал Алегни. — Нет, мой маленький друг. Хотя не буду отрицать, что получаю удовольствие, причиняя тебе боль, но это не стоит стольких хлопот. Ты жив, потому что ценен. Мост Херцго Алегни в Невервинтере является свидетельством этого, как и бой в лесу — ты был просто великолепен. Мастера твоего уровня чрезвычайно редки в наше тёмное время, а уж если они и находятся, то управлять ими весьма сложно. — Тифлинг улыбнулся и, положив руку на эфес, добавил. — Хотя, к счастью, это к тебе не относится.

— Я счастлив, что ты нашёл мне применение, — отозвался Баррабус с нескрываемым сарказмом.

— Действительно, ты исполняешь роль дипломата в деле с Хьюго Бабрисом, воина при встрече с Ашмадай, убийцы против агентов наших врагов и шпиона, когда это необходимо.

Баррабус упёр руки в бока и ждал, понимая, что ему хотят дать новое задание.

— Эти фанатики Ашмадай появились тут неспроста, я уверен, — сказал Алегни. — Это ход агентов Тея на Севере, скорее всего в Лускане.

Баррабус вздрогнул при упоминании Города Парусов, не имея ни малейшего желания находиться поблизости от него.