— Я не могу, — простонала Вирджиния; боль и удовольствие смешивались так тесно, что она не знала, живет или умирает.

— Можете, дорогая, — отозвался он.

Она закричала, и наступил взрыв.

Ее тело вздрагивало, изгибалось, словно взлетая в небо, как фейерверк в День независимости. Губы Девлина прижались к ее губам, а его тело вдавило ее в матрац. Она почувствовала, как его массивный член прижался к ее лону, и посмотрела в его глаза, видя в них только похоть, но не любовь.

— Вирджиния!

Ее имя звучало как приказ, ноги раздвигали ее бедра, и внезапно ее охватила паника.

Он слишком большой, а она такая маленькая. Она боялась и не была готова. Что, если он не любит ее? Но его жар проникал в ее тело и мозг.

— Девлин, не надо… — начала Вирджиния.

Но было слишком поздно. Со стоном он проник в нее, сломав барьер ее девственности, причинив краткую жгучую боль, а затем наполнив все внутри. Напрягшись, она закрыла глаза, сдерживая слезы внезапного отчаяния.

Девлин не двигался, дрожа всем телом. Внезапно он поцеловал Вирджинию в висок. Ее глаза широко открылись.

— Девлин? — прошептала она, думая, не почудился ли ей этот нежный поцелуй.

Его единственным ответом было крепкое объятие, и Вирджиния почувствовала, как боль сменилась настойчивой дрожью и разливающейся теплотой внутри ее тела. Она почувствовала губы Девлина на своей щеке, и тогда он начал медленно двигаться взад-вперед.

— Дышите, малютка, — прошептал он, ускоряя темп.

Волна удовольствия неожиданно захлестнула Вирджинию; ее руки метались по его плечам и спине.

Девлин издал хриплый и сдавленный стон.

Бедра Вирджинии двигались в ответном ритме. Она хотела, чтобы он проник в нее еще глубже. Его тело словно несло ее через пространство и время; обоих охватила сладостная дрожь. Вирджиния впилась в его плечи, пытаясь найти его губы.

— Скорее, Девлин, скорее! — стонала она.

Теперь он двигался резко и быстро. Вирджиния чувствовала, что ее тело рассыпается на миллион частичек. И все же она ощутила тот момент, когда он даровал ей свое семя. Его тело конвульсивно дернулось, и она крепко прижала его к себе, поглаживая спину.

Потом Вирджиния лежала неподвижно, обнимая мужчину, лежавшего на ней и остававшегося внутри ее. Ничего не было лучше этого момента, когда они, удовлетворенные и насытившиеся друг другом, лежали, слившись воедино.

Вирджиния почувствовала миг, когда Девлин снова стал самим собой. Его тело напряглось, и он отодвинулся от нее.

Она оставалась неподвижной, только повернула голову, чтобы посмотреть на него.

Девлин лежал на спине с закрытыми глазами, все еще полностью одетый, с расстегнутыми бриджами и рубашкой. Его грудь тяжело поднималась и опускалась.

— Девлин? — прошептала Вирджиния, внезапно обеспокоенная неподвижностью.

Но он не ответил и не открыл глаза.

Вирджиния знала, что Девлин не спит. Внезапно ей захотелось, чтобы он протянул руку и погладил ее, улыбнувшись и заверив, что, как и она, чувствует себя чудесно.

Кровать прогнулась, когда Девлин сел на ней. Вирджиния тоже села, ожидая, что он повернется и скажет что-нибудь, но он встал, даже не взглянув на нее. Ей показалось, что его лицо искажено гневом.

— Девлин? — снова прошептала она, услышав, как умоляюще звучит ее голос.

Послышался шорох одежды, когда он застегивал бриджи и заправлял в них рубашку. Наконец он посмотрел на нее — его лицо было бесстрастным.

— Ложитесь спать, Вирджиния. Уже поздно.

Она уставилась на него — его слова прозвучали как удар. Боже, о чем он думает? Почему он ведет себя так, словно ничего не произошло? Почему он несчастлив?

— Девлин… — начала Вирджиния, внезапно запаниковав.

Но он уже направился к двери.

— Девлин?

Она не могла поверить, что он уйдет без единого слова, поцелуя или даже взгляда.

Но у двери Девлин остановился, не оборачиваясь.

— Сожалею, что причинил вам боль, — сказал он.

Вирджиния знала, что Девлин имеет в виду физическую боль.

С этими словами он вышел из комнаты.

Девлин шел по дому решительными уверенными шагами, отказываясь думать. Он знал только одно. Никогда больше.

Он не сдержал клятву, которую дал себе и Вирджинии, подвел своих родителей, оказавшись в тисках похоти, которой было невозможно противостоять. Девлин не чувствовал ничего подобного прежде и не собирался чувствовать впредь. Никогда больше.