Сама же битва произошла не у Мери-на-Сене, и не в окрестностях Труа, и не на окраинах Шалона и Мери-на-Марне (где якобы был еще один лагерь Мориака), и не к югу от Мальи, но во всех этих местах, да и во многих других тоже.

Из Труа Аттила направился в Арциаку — Арси-на-Обе — и встретился там с Ардарихом и его гепидами, расположившимися в «лагере Мориака» в дельте Сены и Оба. Он переправился через Об и разместил своих воинов в Шалоне. Он ожидал подхода авангарда Аэция через два-три дня. Вместе с вождями союзников он объехал войска и наметил им рубежи для атаки. «Римлянам» и их союзникам позволят построиться, но, ввиду длинной сплошной стены гуннов, они также будут вынуждены вытянуться в линию, которая в силу меньшей их численности будет недостаточно плотной, и кавалерийские атаки легко прорвут ее.

Аттила, конечно же, нападет первым. Место будущего сражения хорошо разведано, войска заняли свои позиции. Аттила возвращался в Шалон в приподнятом настроении. Войска находятся в хорошей форме, главнокомандующие союзных остготов и гепидов Валамир и Ардарих, равно как и все другие военачальники и вожди, хорошо поняли его замысел. И все-таки в какой-то момент к нему снова вернулось некое смутное беспокойство, от которого он никак не мог отделаться.

Аэций поставил на карту всё. Он должен был победить, у него не оставалось другого выхода. Сумеет ли он побить своими козырями военной науки, вооружения, дисциплины и стойкости карты численного превосходства и отваги варваров?

Аттила был суеверным человеком. Не тревожило ли его какое-нибудь знамение свыше? Иордан пишет, будто бы старый отшельник, признавший в нем Бич Божий, предсказал Аттиле поражение в битве с римлянами. Едва ли старик унес бы ноги, если бы осмелился на это. Иначе выглядит история со святым Jly. Хотя Аттила и не имел своего бога, он не хотел ссориться с богом Лу, и, сохранив город епископа, обеспечил себе надежный тыл.

Но Аттилу по-прежнему мучило беспокойство. Подобно своим предкам и родственникам, Аттила часто обращался к предсказателям судьбы накануне сражений или перед принятием важных решений. Оставаясь суеверным, он тем не менее не слишком прислушивался к предсказаниям колдунов. Колдуны дорожат жизнью не меньше обыкновенных людей, и простая осторожность мешала им предвещать несчастья своим повелителям. Гадание было скорее ритуалом, ободряющим воинов, и как раз сейчас в этом была необходимость…

Учитывая особую важность момента, Аттила решил всё сделать, как полагается. По всем войскам был разослан приказ прислать к нему самых известных колдунов, вещунов, ясновидящих, астрологов, прорицателей и магов. На центральной площади Шалона их собралась целая толпа. Пестрая смесь рас и всевозможных одеяний: гунны, гелоны, готы, акациры, герулы и гепиды, волхвы-язычники и анахореты, имевшие мало общего с римской христианской церковью. Работа кипела: закалывались ягнята, быки и петухи, гадали по внутренностям и по раскаленному на огне мечу, раскидывали кости, калили камешки, сжигали куски мяса и пахучие травы. Отовсюду раздавалась какофоническая музыка, бешеные ритмы, истошные крики и пение, повсюду танцевали, прыгали, топали и в трансе катались по земле.

По приказу императора спокойствие, хотя и с большим трудом, было восстановлено. По этому же приказу все верховные жрецы и шаманы должны были удалиться… на совещание! Им предстояло избрать одного, кто ответил бы от лица всех на вопросы императора. Неизвестно, как долго продлился совет и кто представлял сообщество чародеев. Наверное, это был какой-нибудь старый волхв или отшельник.

Аттила задал один вопрос, возможно, выбрав не слишком удачную формулировку:

— Меня могут победить?

— Конечно, всегда можно оказаться побежденным, проиграть битву. Но в ближайшем бою падет твой злейший враг.

Аттила удалился в свой шатер за городом.

Итак, он может проиграть — по крайней мере, проиграть одну битву, — но он может и выиграть. Несомненно одно, что Аэций — если не он, то кто сегодня его злейший враг? — будет убит, и это приводило Аттилу в доброе расположение духа.

Великая битва на Каталаунских полях остается и, по-видимому, еще долго останется мало изученным историческим событием. Не сохранилось никаких воспоминаний непосредственных участников, все, что известно, было почерпнуто из римских произведений с неизбежными личными комментариями авторов и литературной обработкой. К таким источникам относятся письма и поэмы Сидония Аполлинария (430–488 гг.), зятя Авита. Естественно, они страдают всеми недостатками крайнего «национализма»: субъективизм в отборе и оценке героев, тенденция к панегирику, восторги и расточение похвал своим и проклятий врагам вместо объективного изложения фактов.

Традиции устного творчества питали больше легенды, чем историю. Усталые и покрытые ранами герои, возвращавшиеся в Германию, Бургундию или Венгрию, заслужили право на пропуск в Валгаллу или другие высшие почести, и легенды сделали все, чтобы им помочь, скрыв факты, которые не делали им чести и сулили путь прямиком в геенну огненную.

Эта страшная битва явилась пароксизмом эры столь жестокой, дикой и бесчеловечной, что подорвала основы религий и принятых норм. Милосердный Бог христиан перестал быть защитником слабых, став Богом карающим. Он благословлял мечи чаще, чем кресты, и охотнее открывал райские врата героям и королям, покрывшим себя воинской славой, чем тем, кого эти герои зарезали, сожгли или сбросили со стен. При этом Господь был так перегружен работой, что не мог один справиться с поддержкой воителей и распределением памятных наград. На помощь единому богу пришла мифология. Взять, к примеру, «Песню о нибелунгах». Тут Вотан, там Марс или Венера. Нечисть преграждает путь воинам, валькирии скачут на помощь. Если нет валькирий, героя прикроет Вулкан или поддержит огнем молний Зевс.

То, что отголоски сражения дошли до нас в легендах, одинаковых у самых разных народов и бережно сохранявшихся в течение многих столетий, свидетельствует о небывалых масштабах и невероятной жестокости этой великой битвы. Битвы, которая длилась пять или семь дней. Битвы, о которой достоверно неизвестно практически ничего, за исключением нескольких ярких эпизодов.

Еще до начала великой битвы стали происходить необъяснимые вещи. Гепиды Ардариха, прибывшие первыми, расположились в лагере Мориака. Они составляли авангард войска гуннов. Часть гепидов должна была пропустить врага и ударить с фланга, другая — перейти Об у Арсиса и преградить дорогу римлянам с фронта.