Вероятно, потому в первой половине XVIII века дуэли в русской армии почти сошли на нет и отношение к ним в обществе было отрицательным. «Мы живем под законами, и стыдно, имея таковых священных защитников, каковы законы, разбираться самим на кулаках или шпагах, ибо шпаги и кулаки суть одно, и вызов на дуэль есть ничто иное, как действие буйственной молодости», — писал Д. И. Фонвизин в «Чистосердечном признании в делах и помышлениях», рассказывая о своем отце, его жизни, друзьях и поступках.

Однако с течением времени, с ростом влияния на русскую жизнь иностранцев при Анне Иоанновне и подчинением французской моде при Елизавете Петровне поединки вновь участились. В 1787 году правительство вынуждено было издать «Манифест о поединках», который сохранял свое действие вплоть до издания Свода законов в 1832 году. «Манифест» смягчал наказания за дуэли и вместо смертной казни обидчик или инициатор поединка, обнаживший шпагу, подвергался ссылке в Сибирь пожизненно. За раны, увечье или убийство как следствия поединка виновные отвечали как за умышленно совершенные действия.

Эти кары не смогли искоренить дуэли. «Обычай поединка является среди цивилизации, как символ того, что человек может и должен в известных случаях жертвовать самым дорогим своим благом — жизнью — за вещи, которые с материалистической точки зрения не имеют значения и смысла: за веру, родину и честь, — писал один из русских криминалистов в XIX веке. — Вот почему обычаем этим нельзя поступиться. Он имеет основание то же, что и война…»

Никаких дуэльных кодексов в России не существовало. Однако изучение военно-судебных дел, проведенное исследователями {6} , позволило отметить некоторые закономерности в проведении поединков. Так, большая часть дуэлянтов служила в кавалерии, а не в пехоте. Наиболее распространенным оружием в поединках конца XVIII и начала XIX века были шпага и сабля, но потом их место прочно занял пистолет. Условия поединков, как правило, отличались чрезмерной жестокостью: при стрельбе из пистолетов дистанция 15–10 шагов, иногда даже — 8–6, договоренность стрелять «до повалу», отсутствие врачей на месте схватки. И последнее: дуэли почти прекращались во время военных действий и походов, но были спутниками мирной армейской жизни, причем поединки между офицерами одного полка являлись событием из ряда вон выходящим.

О диких шутках, приводивших к взаимным обидам, о ссорах, возникавших на знаменитых полковых гусарских и уланских «гуляниях» под действием выпитой «жженки», пишут и Остен-Сакен, и Булгарин, и Денис Давыдов. В этих случаях полковое сообщество, следившее за поведением офицеров, предлагало участникам конфликта следующий способ его разрешения: все присутствующие становились в круг, а оба драчуна занимали место в центре, обнажали сабли и рубились «до первой крови», то есть первой, пусть самой незначительной раны. Затем им подносили «мировую» чарку. Они должны были выпить ее на глазах у всех и тут же троекратно расцеловаться. После этого конфликт считался исчерпанным, никакие претензии не принимались.

Если рана требовала медицинского вмешательства, то пострадавший писал рапорт о том, что он поранился случайно: при учебном фехтовании, при чистке оружия, на маневрах и т. д. Остальные свидетели поединка обязаны были хранить молчание с тем, чтобы вся история не вышла за пределы узкого полкового круга и не стала предметом судебного разбирательства, при котором дуэлянтов ждало серьезное наказание.

Впрочем, в среде офицеров, хотя и редко, но все же возникали такие конфликты, при которых вмешательство судебной власти становилось просто необходимым.

В мае 1809 года в Сумском гусарском полку произошла дуэль между полковником Деляновым и командиром одного из эскадронов ротмистром Хвостовым. Она явилась следствием не пьяной ссоры, а долгих неприязненных отношений. Оба гусара, что называется, «не сошлись характерами». Делянов как полковой командир считал, что Хвостов плохо выполняет свои служебные обязанности, и не раз объявлял об этом в приказах по полку. Хвостов же обвинял его в предвзятости и даже подал рапорт о том, что не станет выполнять его нелепые распоряжения. После смотра, на который эскадрон Хвостова прибыл с получасовым опозданием, Делянов приказал арестовать Хвостова и вести за эскадроном пешком.

Взбешенный ротмистр не подчинился, а пришел на квартиру полкового командира для выяснения отношений. В присутствии двух офицеров Сумского полка противники обнажили сабли. Делянов в ходе поединка разрубил Хвостову левое плечо до кости. Но никакого примирения после этого не наступило. Хвостов продолжал его оскорблять. Тогда Делянов нанес ротмистру еще один удар саблей по правой руке. Секунданты с трудом разняли дуэлянтов, готовых перейти к драке на кулаках.

Следствие по этому делу длилось более года. Ротмистра Хвостова как инициатора поединка, первым обнажившего оружие против своего командира, по определению суда, следовало «лишить живота», полковнику Делянову — «отсечь правую руку». Но император Александр I решил иначе: Хвостов был разжалован в рядовые, Делянов «за неумение сохранить в его команде должную дисциплину», но «в уважение прежней его службы» (он имел три ордена и золотую саблю с надписью «За храбрость») был оставлен в полку, однако лишен права самостоятельного командования {7} .

О Хвостове больше ничего неизвестно. Давид Артемьевич Делянов, которому в это время исполнилось 50 лет, продолжал службу в сумских гусарах и с отличием участвовал в боевых действиях с французами в 1812, 1813 и 1814 годах. Чин генерал-майора ему был присвоен в сентябре 1813 года.

Примерно такая же история, связанная с неподчинением младшего по чину старшему, произошла и в Гродненском гусарском полку в августе 1811 года. Молодой корнет Владислав Казакевич самовольно отлучился от своего взвода. Командир эскадрона ротмистр Мартын Игнатьевич Закревский, служивший в полку с 1807 года, вызвал его к себе для воспитательной беседы. Корнет, однако, не признал своей вины. Беседа вскоре переросла в ссору, в ходе которой Казакевич вызвал Закревского на дуэль. Противники стрелялись на пистолетах, и Закревский был убит.