Шрифт:
– Нет, тут нечто иное. Те бывали, скажем так, верующими. Хотели послужить господу. Умереть безвестно им не хотелось. Иное дело – построить собор, оплатить художников, пусть махнут «Тайную вечерю», «Моисея», что-нибудь большое с куполом, который переплюнет все остальные. В этом у них был свой интерес, мистер Тихий, только виделся он им там, – он указал на потолок, имея в виду рай. – Ну а коли уж так поступали они, то другие следовали их примеру. Меценатство считалось хорошим тоном. Князь, дож, магнат держали при себе садовников, кучеров, писателей, художников. У Людовика XV был Буше, чтобы делать ему портреты голых дам. Буше – третий класс, верно, но после него что-то осталось, от других мастеров тоже, а после кучеров и садовников – ничего.
– После садовников остался Версаль!
– Положим. А что могло остаться от кучера, кроме бича? Они не разбирались в искусстве, просто видели во всем личную выгоду. Корысть. Сейчас, в эпоху специализации, они не имели бы ничего от своего меценатства... Что с вами? Сердце?
– Нет. Кажется, меня обокрали.
Действительно, я держался за сердце, потому что внутренний карман моей куртки был пуст.
– Невозможно. Здесь нет клептоманов. Вероятно, вы оставили портмоне в комнате.
– Нет. Когда я вошел сюда, оно еще было в кармане. Я знаю, потому что собирался показать вам свое фото с бородой. Я даже сунул руку за портмоне, но не стал вынимать.
– Не может быть. Мы здесь одни, а я даже не подходил к вам...
У меня мелькнула одна мысль.
– Перечислите точно, по порядку, что я делал с того момента, как мы оказались здесь.
– Вы сразу же сели, а я вынул трубку. О чем мы говорили? О Грамере. Вы рассказывали об улитке, я не видел, что вы делаете, искал чистые пробирки. Когда я повернулся, вы сидели... Нет, вы стояли. Рядом с тахископом. Здесь. Вы заглядывали внутрь, я подал вам виски... Да. Мы выпили, и вы вернулись на свое место.
Я встал и осмотрел аппарат. С одной стороны стул перед пультом, черная стенка с окулярами, за ней боковые лампы, экран и плоская коробка проектора. Я поискал выключатель. Экран загорелся. Я заглянул за перегородку, внутри аппарат был покрыт оксидированными плитками. Между передней стенкой и черной нижней плиткой зияла щель шириной не больше блокнота. Я попытался засунуть туда руку, но щель была слишком узкой.
– Есть здесь какие-нибудь щипцы? – спросил я. – Хорошо бы подлиннее, плоские...
– Скорее всего нет. Правда, есть зонд. Дать?
– Пожалуйста.
Зонд был металлический, гибкий. Я согнул его в виде крючка, запустил в щель и ощутил довольно мягкое сопротивление. После нескольких неудачных попыток вынырнул черный кожаный уголок. Мне понадобилась вторая рука, чтобы его ухватить, но она упиралась. Я позвал этнолога. Он помог. Это было мое портмоне.
– Ее работа, – сказал я, поднимая левую руку. – В смысле – его.
—Но как? Вы ничего не заметили? И главное – зачем?
– Не заметил, хотя это было нелегко. Карман с левой стороны. Ловко, как карманный воришка. Но это как раз функции правого мозга. Координация движений во всех играх, в спорте. Зачем? Могу только догадываться. Это не логическое вербальное мышление, а скорее немного детское. Надо думать, для того, чтобы я исчез как личность. Онорассудило так: нет документов, удостоверяющих личность, – нет и человека. Во всяком случае, для тех, кто его не знает в лицо.
– Ах... для того, чтобы вы исчезли? Но это же магия. Магическое мышление.
– Что-то подобное. Но это скверно.
– Почему? Оно хочет вам помочь, как умеет. И ничего удивительного, в конце концов оно тожевы. Только немного вычлененное. Отделенное.
– Скверно потому, что, коли оно хочет мне помочь, значит, как-то ориентируется в ситуации, понимая, что мне что-то грозит. Конечно, на этот раз поступок был глупым, но в следующий уже может оказаться медвежьей услугой...
Вечером ко мне заглянул Гоус. Я сидел на кровати в пижаме и осматривал левую икру. Пониже колена красовался крупный синяк.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, но...
Я рассказал ему о портмоне.
– Интересно. И вы действительно ничего не заметили?
Опустив глаза, я вновь увидел синяк и вдруг припомнил короткую боль и причину ее возникновения. Заглядывая в тахископ, я ударился левой ногой обо что-то твердое пониже колена. Видимо, тогда все и случилось.
– Весьма поучительно, – заметил Гоус. – Левая рука не может проделывать сложных движений так, чтобы мышечное напряжение не передалось правой половине тела. Необходимо было отвлечь ваше внимание.