Шрифт:
Это была сирена с островов, мимо которых проплывал Одиссей. Смертельная приманка. Почему я так думал, не знаю. Я стоял, а она продолжала идти, наклоняя время от времени обрамленное рассыпающимися волосами лицо, чтобы погрузить его в цветы, которые держала в руке (на Луне, где никто ничего никогда не сможет понюхать). Она не обращала на меня ни малейшего внимания. Независимо от того, как выглядели и действовали устройства лунной фата-морганы, они должны были функционировать логично как плод логических программ. Это могло стать точкой опоры. Чего-то ведь надо было придерживаться. Невидимое зеркало имело целью обезвредить любого вооруженного разведчика. Увидев противника, он прицелился бы, вначале только для самообороны, а не для выстрела, так как в его задачу входила разведка, а не нападение. Но когда мнимый противник тоже прицелился, разведчик стрелял, чтобы уцелеть, потому что, дав себя безропотно уничтожить, не выполнил бы запрограммированного заранее задания. Я же этого не сделал. Не применил оружия. Зато вызвал Землю и сказал Вивичу, что вижу. Или мои слова подслушивали? Почти наверняка, нет. Хотя теперь, когда я об этом думаю, мне кажется чудовищной ошибкой, просто катастрофическим упущением во всем разведывательном проекте, что никто не подумал заблокировать от подслушивания связь Тихого с базой. Соответствующий преобразователь, встроенный в мое радио, передавал бы то, что я говорю и слышу с базы, в виде потока закодированных сигналов. Здешние компьютерные подземные арсеналы должны были знать человеческий язык, а если его первоначально и не знали, очень даже легко могли выучить, прослушивая Землю с десятками тысяч ее радиостанций. А если так, то столь же просто они могли принимать телевизионные программы, и именно из них, как Афродита из пены морской, родилась нагая девица. Логично, ничего не скажешь. Коли не робот – ведь не стреляет и даже не пытается толком исследовать собственного близнеца, а надо думать, с этого начал бы сразу любой после посадки, – значит, человек. Ну а раз человек, то наверняка мужчина, потому что люди на такую разведку вряд ли выслали бы первой женщину. Если же мужчина, то его ахиллесову пяту выдает любая телепрограмма. Эта пята – противоположный пол. Значит, в любом случае нельзя было приближаться к искусительнице, ибо это могло мне дорого обойтись. Как дорого, я не знал, но предпочитал опытным путем не выяснять. О правильности такого рассуждения свидетельствовала ее внешность – лицо сирены, потому что историю с той, другой, хотя тоже блондинкой, не мог знать никто. Ее скрывала абсолютная тайна. Или у каких-то лунных оружейников были союзники в Лунном Агентстве? Пока что я это исключал.
Она шла медленно, и у меня было достаточно времени на лихорадочные размышления, но теперь нас уже разделяли всего несколько десятков шагов. Она ни разу не взглянула в мою сторону. Я пытался разглядеть, оставляют ли ее босые ноги следы на песке (ведь мои ботинки оттискивали на нем каждый шаг), но ничего не увидел. Оставляй она следы, было бы хуже, еще хуже, это означало бы просто поразительное совершенство фата-морганы. Зато я видел ее лицо и вздохнул с облегчением. Это была не Мэрилин Монро, хотя ее черты показались мне знакомыми, вероятно, по какому-то фильму. Скорее всего лицо украли у какой-то актрисы или другой красотки, потому что оно было не только молодо, но и прекрасно. «Лунная сирена» шла все медленнее, словно не могла решить, остановиться ли и присесть, а может, даже прилечь на солнце, словно на пляже. Она больше не прикрывала грудь цветами. Просто держала букет в опущенной руке. Осмотрелась, нашла большой, слегка наклонный камень с гладкой поверхностью, присела на него, а цветы выпустила из рук. Странно выглядели эти красные, желтые и голубые цветы на фоне мертвого, серо-белого пейзажа. Она сидела боком, а я с таким напряжением, что у меня вот-вот были готовы закипеть мозги, думал, чего ее создатели или хозяева ожидают сейчас от меня как человека и поэтому чего именно я не должен делать. Если б я сообщил Вивичу, кого встретил, это было бы, пожалуй, то, чего онихотели, потому что мне не поверил бы ни он и никто другой в центре, о чем, разумеется, и не сказали бы. Решив, что я галлюцинирую, они велели бы бросить дистантника номер один как ненужную уже скорлупу и тем самым вернуться на борт, чтобы нащупать цель номер ноль-ноль-два либо три на другом полушарии Луны и повторить процедуру посадки заново, а перед тем устроили бы консилиум психиатров, чтобы решить, какое снадобье спятивший Ийон Тихий должен отыскать в бортовой аптечке. Аптечка была полнехонька, но я в нее даже не заглянул. Потеряв доверие земных патронов, я тем самым на девяносто девять процентов провалил бы разведку, а это наверняка отвечало намерениям авторов фата-морганы, потому что прикрывало их деятельность от Земли так же успешно, как предыдущее уничтожение сателлитного контроля Луны. Значит, я не должен был обращаться на базу. Флирт тоже скорее всего не входил в расчет. Им, надо думать, известно о людях достаточно, чтобы не ожидать, что живой разведчик в скафандре начнет волочиться в лунном кратере за голой девицей. Однако мне наверняка захотелось бы подойти к ней, чтобы осмотреть вблизи, убедиться в ее материальности. В конце концов она и могла быть в высшей степени материальной, то есть не просто голографическим изображением, а реальным созданием. Конечно, она не была настоящей девушкой, но, коснувшись ее, я мог уже не пережить прикосновения. Мина, усовершенствованная на основе присущего человеку полового влечения. Я попал в недурственное положение. Сказать базе, что произошло, – плохо, не сказать – тоже скверно, а вплотную заняться сиреной – и опасно и глупо. Значит, следовало сделать то, чего ни один мужчина, на Земле ли, на Луне ли, наверняка не сделает, увидев юную, ладную блондинку голышом. Сделать то, что не предвидела программа ловушки. Осмотревшись, я отыскал неподалеку большой валун, собственно, расколовшийся надвое скальный обломок, за которым мог укрыться, и, с вожделением глядя на девицу, будто не ведая, куда иду, подошел к камню, и, как только оказался за ним, мои движения стали молниеносными. Я поднял большой камень, который на Земле весил бы килограммов пять, настоящую шероховатую буханку, и взвесил его на руке. Он был твердым и легким, как окаменевшая губка. «Бросить в нее или не бросать, вот в чем вопрос», – подумал я, глядя на сидящую. Опершись спиной о наклонную стенку валуна, она, казалось, принимает солнечную ванну. Я прекрасно видел розовые сосочки ее грудей и то, что груди были белее живота, как у женщины, которая обычно загорает в бикини. В голове у меня прямо-таки кипело. Представьте себе реакцию командира, которому артнаблюдатель сообщает по полевому телефону, что на его глазах орудия неприятельской батареи превращаются в новорожденных или в люльки. Если бы онипопросту прервали мне радиосвязь, на базе уже по крайней мере знали б, что Тихий в затруднительном положении, но, сообщи я, что прячусь от голой блондинки, это означало бы, что я спятил... при действующей связи. Черт побери. Не придумав ничего лучше, я кинул в нее камнем. Он летел медленно, казалось, бесконечно, попал ей в руку, пробил ее навылет и зарылся в песок у ее босых ног. Я ожидал взрыва, но его не последовало. Я заморгал, и вдруг она исчезла. Секунду назад еще сидела, накручивая на палец прядь светлых волос, упираясь локтем в поднятое колено, а в следующий момент – ее уже не было. Даже следа ее тела. Только брошенный мною камень медленно перевернулся, прежде чем замереть, а маленькое облачко поднявшегося песка опало на черную поверхность. Я опять был одинок как перст. Я встал, сначала на колено, потом во весь рост. Тут заговорил Вивич. Видимо, уже не мог вынести дальше моего молчания. По его голосу я понял, что они наблюдали за всей сценой по видео. Ведь облако микропов висело где-то надо мной.
– Тихий! Пропало изображение! Что случилось?
– У вас нет изображения?.. —медленно спросил я.
– Нет. Сорок секунд назад были помехи. Техники думали, в нашей аппаратуре, но уже проверили. Здесь все в порядке. Смотри внимательнее, ты должен их увидеть.
Он имел в виду микропы. Они маленькие, как мушки, но на солнце их действительно видно на большом расстоянии, потому что тогда они блестят, как искорки. Я обвел глазами всю противоположную Солнцу сторону черного неба, но не заметил ничего. Зато увидел нечто другое, более странное. Пошел дождь. Редкие, маленькие темные капельки падали то ближе, то дальше на песок. Одна скользнула по шлему, и, прежде чем упала, я успел ее схватить. Это был микроп, почерневший, словно превращенный жаром в маленькую каплю металла. А дождь продолжался, хотя все более редкий. Я сказал об этом Вивичу. Спустя три секунды услышал проклятия.
– Сплавлены?
– Похоже на то.
Логично. Если маневр с девушкой был задуман как подрыв достоверности моих сообщений, Земля не могла ничего знать.
– Что с запасными? – спросил я.
Микропы находились под непосредственным контролем техников. Их движения не зависели от меня. На корабле было четыре дополнительных комплекта микропов.
– Второй уже выслан, жди!
Вивич говорил, обращаясь к кому-то и отвернувшись от микрофона, я слышал только далекие голоса.
– Выпущены две минуты назад, – сказал он, тяжело дыша.
– Изображение есть?
– Да. Эй, там, сколько на телеметрах? Мы уже видим Фламстид. Тихий, они спускаются вниз. Сейчас и тебя... Что такое?
Правда, вопрос был адресован не мне, но я мог бы ответить, потому что опять пошел дождь из расплавленных микропов.
– Радар! – кричал Вивич, не мне, но так громко, что я прекрасно его слышал. – Что? Разрешающая способность недостаточна? Ах, так... Тихий, слушай! Мы видели одиннадцать секунд, сверху. Теперь опять ничего нет. Говоришь, расплавлены?
– Да. Как на сковороде. Но сковороду здорово подогревали. Получились одни черные шкварки!
– Попробуем еще раз. Со шлейфом.
Это означало, что за микропами первой волны пошлют вторую, чтобы те наблюдали за судьбой летящих впереди. Я ничего от их усилий не ожидал. Здесь уже знали микропов по предыдущим разведкам и умели за них взяться. Каким-нибудь индукционным подогревом, зоной, в которой любая металлическая частичка разогревалась от вихревых токов Фуко. Насколько я помню школьную физику. Впрочем, механизм деструкции был для меня не самым главным. Микропы оказались не пригодны, хотя и были прекрасно защищены от радарного обнаружения. Новый, усовершенствованный тип. Созданные на принципе глаза насекомого, рассыпанного так, что его элементарные омматидии [46] занимали площадь больше восьмисот квадратных метров. Получаемое изображение было голографическим, трехмерным, цветным и резким даже в том случае, если бы три четверти комплекта ослепло. Видимо, Луна прекрасно разбиралась в таких штучках. Сенсация не из приятных, хотя ее можно было ожидать. Если вообще что-то и составляло для меня загадку, так только то обстоятельство, что я все еще цел и невредим. Если им так легко удалось смахнуть микропов, то почему и меня не могли прикончить после посадки, когда провалилась затея с зеркальной ловушкой? Почему не перерезали мою связь с дистантником? Правда, телематики утверждали, что практически это невозможно, потому что канал управления весь помещается в диапазоне сверхжестких космических излучений. Этакая невидимая игла, протянувшаяся от корабля к дистантнику, настолько «твердая», как они выразились, что реагировала она, пожалуй, только на гравитационное поле «черной дыры». Магнитное же поле, которое могло бы согнуть или разорвать такую «иглу», требовало мощности в биллионы джоулей. Иначе говоря, пространство между кораблем и дистантником надо было бы заполнить мега– или гигатоннами материи, как бы поддерживая над Луной раскрытый в виде зонта экран термоядерной плазмы. Они либо не могли, либо пока не хотели этого делать.
46
Омматидии – отдельные глазки (ячейки) фасеточного глаза насекомого.
Может быть, их сдержанность была продиктована не отсутствием средств, а стратегическим расчетом. Если разобраться, на Луне до сих пор еще ничто не нападало на разведчиков, будь то автоматы или люди. Они уничтожали себя сами, первыми применив оружие, когда стреляли в собственные отражения. Получалось, что мертвые обитатели Луны решили держать оборону. Такая тактика определенное время могла себя оправдывать. Дезориентированный противник со стратегической точки зрения находится в худшем положении, нежели тот, который уже знает, что на него нападают. С таким трудом обдуманная доктрина неведения как гарантия мира оборачивалась издевкой и опасностью для ее изобретателей.
Наконец Вивич отозвался. Третий комплект микропов добрался до меня невредимым. Я снова появился на экранах. Быть может, подумал я, онипросто хотели ослепить базу на время игры в фата-моргану. Впрочем, я терялся в догадках. В конце концов даже простое подслушивание земных радиопередач должно было доносить до Луны вести о растущем на Земле чувстве опасности. Панические настроения, подогреваемые значительной частью прессы, передавались не только общественному мнению, но и правительствам. Однако все понимали, что, если возобновить создание термоядерных ракет для удара по Луне, это одновременно будет означать конец мира на Земле. Поэтому либо вот-вот должен был осуществиться удар, направленный на человечество, либо на Луне творилось что-то совершенно непонятное. Вивич вызвал меня снова, чтобы предупредить о начале массированной бомбардировки микропами. Они должны были прилетать группами, волна за волной, не только с моего корабля, но и со всех четырех сторон света – наши решили пустить в ход резервы, складированные под Сферой Молчания. Я и не знал, что они там есть. Я уселся посреди мертвой пустыни и, немного откинувшись назад, уставился в черное небо. Корабля я видеть не мог, но увидел микропы, небольшими блестящими облачками мчавшиеся и сверху, и от горизонтов. Часть повисла надо мной, поднимаясь, колеблясь и поблескивая, словно рой золотистых мушек, беззаботно резвящихся на солнце. Другие, образующие как бы тылы, можно было увидеть, лишь когда какая-нибудь из неподвижно светящихся звезд помигивала и на мгновение угасала, заслоненная облаком моих микроскопических стражей. На Земле меня видели на всех экранах сверху, анфас и в профиль. Надо было встать и отправляться дальше, но меня охватила полнейшая апатия. Медлительный, неуклюжий в своем тяжелом скафандре, я был в противоположность микропам прекрасной целью даже для стрелка с бельмом. Почему, собственно, я со своей вынужденной медлительностью должен был быть, так сказать, передовой частью разведки? Почему микропы не могли стать моими летучими разведчиками? База согласилась. Мы изменили тактику. Рои золотистых комаров поплыли надо мной широким фронтом к лунному Уралу.