Эадульф переминался с ноги на ногу, ему было не по себе.

— Если здесь есть вина, подлежащая наказанию, государь, — это были первые его слова с тех пор, как они вошли в покои, — то это моя вина. В ответе за это я. Я согласился с выводом сестры Фидельмы о том, что астролог неповинен в этом деле. Я поддержал ее решение спасти его от ненужной и несправедливой казни на костре.

Теперь уже Фидельма широко раскрыла глаза от удивления и бросила на монаха-сакса благодарный взгляд. Она не ожидала столь решительной и твердой поддержки.

Альфрит задыхался от ярости.

— Значит, ты желаешь понести наказание? — усмехнулся Освиу, обращаясь к брату саксу.

— Нет, государь. Я только говорю, что я также ответствен за освобождение этого нищего.

Освиу удивленно покачал головой, а потом снова обратился к Фидельме. Та стояла, невозмутимо глядя на нортумбрийского короля. Эадульфа же била дрожь — одно слово неудовольствия Освиу, и оба они мертвы.

— Тебе повезло, Фидельма из Кильдара, что я хорошо знаком с вашими обычаями и привычками и могу укротить горячность моего сына. Но ты почти переступила предел дозволенного. У тебя нет власти освобождать узников в моем королевстве, пока я лично не прикажу это сделать.

Фидельма опустила голову.

— Тогда мне искренне жаль, Освиу из Нортумбрии. То была моя ошибка, ибо я полагала, что ты, давая мне поручение как доулисуда брегонов, прекрасно знал, что это значит, и дозволил мне действовать точно так, как я действовала бы у себя на родине.

Освиу нахмурился. В голосе девушки звучала насмешка — или ему послышалось?

— Я полагаю, ты прекрасно знала, что действуешь, не имея власти, — сказал он, прищурив глаза. — Думаю, что ты не столь несведуща в законах этой страны, как притворяешься.

Фидельма изобразила полнейшее смирение:

— Ты так полагаешь? — спросила она, невинно раскрыв глаза.

— Да, клянусь громом! Полагаю. — Освиу помолчал, а потом лицо его расплылось в усмешке. — На самом деле, сестра Фидельма, я думаю, что ты — особа очень умная и проницательная.

— Благодарю тебя, Освиу, за таковое мнение.

В разговор сердито вмешался Альфрит:

— Что насчет колдуна? Позволь мне послать Вульфрика и несколько воинов выследить его.

Освиу жестом велел ему замолчать, не сводя своих синих глаз с задумчивых зеленых глаз сестры Фидельмы.

— Ты говоришь, что этот нищий невиновен?

— Да, — подтвердила Фидельма. — Вся его вина — грех гордыни. Он астролог. Он предсказывает некоторые события по звездам. Но мы расспросили тех, с кем он разговаривал перед этим событием. Его речи были неточны, и только после того, что произошло, он стал похваляться, будто в точности предсказал смерть настоятельницы, чем и возбудил подозрения.

Освиу медленно кивнул.

— Я видел ирландских астрологов за работой. Я верю в точность их пророчеств. Но, ты говоришь, он не называл Этайн до того, как все произошло?

— Это не так. Вульфрик слышал его! — резко вмешался Альфрит.

— Один только Вульфрик, — вмешался в разговор Эадульф. — Единственным свидетелем, сообщившим, что Канна назвал имя Этайн и сказал, как она умрет, был Вульфрик, тан, который хочет замарать Ирландию вообще и всех, кто связан с церковью Колумбы. Вульфрик похваляется тем, что повесил брата Эльфрика два дня назад и что сделает то же с любым монахом Колумбы, который нарушит границы его владений.

— Это так, — согласилась Фидельма. — Мы расспросили трех свидетелей, которые утверждают, что прорицания Канны были смутны. Четыре свидетеля, в том числе и настоятельница Хильда, готовы поклясться в этом. Только после убийства Канна заявил, что он предсказал все в подробностях.

— С какой стати этому нищему было лгать? — осведомился Освиу. — Конечно же он понимал, какие подозрения это навлечет на него. А если его заподозрят в том, что он применяет темные искусства для причинения смерти? Тогда смерть будет ему справедливой карой!

— Он лжет потому, что хочет приписать себе заслугу великого пророчества, такого, которое будут помнить многие поколения, — ответила Фидельма. — Он исказил правду и заявляет, что его предсказание более точное, чем то было на самом деле.

— И ради этого он решился на смерть! — не унимался Освиу.

— Ирландцы мало боятся расстаться с жизнью, — заметил Эадульф. — Они делают это радостно. Еще до того, как они обратились к слову Христову, у них существовало учение, будто существует Иной Мир, обитель вечно молодых, в которую допускается все живое. Снискав славу в этом мире, Канна был готов начать новую жизнь в Мире Ином.