Шрифт:
– Жена напекла, – виновато дергал он острым кадыком, – доктор, можно ей завтра прийти, а то зуб как болел, так и продолжает болеть?
– Можно, если она обещает больше не трогать инструменты, – смилостивился папа.
А другая тетенька, когда папа навис над ней со шприцем в руках, вцепилась ему в карман халата и вырвала его с мясом. Чем вогнала отца в ступор. И пока он из этого ступора выходил, тетеньки и след простыл.
– Через два дня пришлось лечить ей зуб вживую. Десна загноилась, и анестезия уже почти не действовала, понятно? – рассказывал нам папа и для пущей убедительности грозно шевелил бровями.
– Понятно, – пискнули мы и побежали чистить зубы. По двенадцать раз с каждой стороны вдоль и поперек.
Вот почему отец, натренированный ежедневным общением с непредсказуемыми тетеньками, не робел перед Ба. Да и Ба признавала в нем если не равного, то хотя бы полноправного собеседника и относилась к нему с большим уважением. Поэтому она не стала ругаться, а просто всплеснула руками:
– Ииии, шлимазл!
– Я тоже тебя люблю, Роза, – засмеялся отец.
– Раз ты меня любишь, купи мороженое.
– Ура, мороженое, – обрадовались мы.
– Уно моменто, – накинул на плечи рубашку папа.
Он вернулся через десять минут с ягодным мороженым в картонных стаканчиках.
– В такую жару лучше кисленькое есть, – объяснил.
Мы с большим удовольствием полакомились мороженым, а картонные стаканчики сложили в длинную стопочку. «На обратном пути выкинем», – сказала Ба и убрала стаканчики в сумку.
Настало время идти учить маму плавать.
– Надя, ты не волнуйся, за Сонечкой и Гаянэ я пригляжу, – успокоила ее Ба.
– Если что, зовите меня.
– Всенепременно!
– Пошли, – скомандовал папа и поволок маму к берегу. Мама слабо упиралась и причитала: «Да что же это такое».
Далее повествование делится на два акта. Они происходят одновременно в разных концах пляжа.
Как только мы скрылись из виду, Гаянэ подошла к Ба, сложила ладошки домиком и зашептала ей на ухо:
– Ба, посмотри, что я с дядей Мишей сделала!
Ба глянула на сына и не смогла удержаться от смеха – дядя Миша спал на животе, подвернув под щеку локоть. Вся его спина и ноги были засыпаны песком, а на голове красовалось голубенькое пластмассовое ведерко.
– Это чтобы он не сгорел на солнце, – похвасталась Гаянэ, – Ба, скажи, я умничка?
– Деточка, ты даже умнее, чем я, – погладила Гаянэ по голове Ба, – молодец, теперь можешь поиграть со своей сестрой.
Маленькая Сонечка ползала по красному надувному матрасу и остервенело с ним ругалась:
– Это ты мне вава деяй? Яцем ты мне вава деяй?
Никто не мог взять в толк, почему ребенок выясняет отношения с матрасом. Но, как только мы его надували, Сонечка начинала ползать по нему и бесконечно выясняла отношения с каждым его квадратным сантиметром.
– Пяхой! – отчитывала она его. – Сонуцке вава деяй. Яцем???
Матрас в ответ хранил недоуменное молчание.
Гаянэ порылась в пляжной сумке и достала разноцветные кубики:
– Сонечка, будешь в кубики играть?
– Буду, – пнула на прощание матрас Сонечка и пересела к Гаянэ.
Ба щедро намазала кремом нос, достала из сумки журнал «Здоровье» и, перед тем как приступить к чтению, окинула взглядом вверенное ей хозяйство. Дядя Миша мирно спал с голубеньким пластмассовым ведерком на голове, Сонечка с Гаянэ возились с кубиками.
Ба потянулась убрать ведро с головы сына, но потом передумала.
«От сглазу», – решила она, нацепила на нос очки и погрузилась в чтение.
– Простите, а можно расположиться рядом с вами? – прервал ее чтение какой-то мужчина.
Ба отложила журнал и недобрым взором уставилась на нарушителя спокойствия. Нарушитель спокойствия выглядел вполне благообразно – это был невысокий, полноватый мужчина в светлой панаме, льняной сорочке навыпуск и сандалиях на босу ногу.
– Да пожалуйста, – неожиданно для себя приветливо отозвалась Ба, – я смотрю, вы человек вполне порядочный и интеллигентный.
– Ой, спасибо, – обрадовался дядечка. Он вытащил из целлофанового пакета с надписью «С Новым годом» пляжное полотенце, постелил его почти впритык к полотенцу Ба и стал поспешно раздеваться. Казалось – он боялся, что Ба передумает и ему придется искать себе новое свободное место.
– Евгений Петрович Колокольников, – оставшись в очках и плавках, учтиво представился он.