Нет, светлые головы у них точно найдутся, а вот авторитет… Его ничем не заменишь. Так что может и пройдет предложение о снятии с выпуска «четверок», и останутся фрицы с одними «пантерами» и «Тиграми». Хорошо бы!

Стоп, опять меня занесло. Вон Андрей уже встает и речь начинает. Ура, с Новым годом! Ух, вкусно. Конечно, это не наша скороспелка из непонятного винограда, но все равно разница очень большая. Я вообще заметил с самого начала, что продукты здесь намного вкуснее. Экология, похоже. Черт, как бы еще ее сберечь, а то ведь после войны всем не до нее будет.

Праздничное настроение окружающих вызывает у меня очередной приступ ностальгии и даже злости. Бл… неужели и здесь начнется то же головокружение от успехов, что и у нас? Неужели летом придется отступать до Волги и биться за каждый дом в разрушенном до основания Сталинграде? Хотя недавно, например, мы получили новый приказ о применении танков, подобный «там» намного позже появился…

Андрей все же засек мое состояние и утащил из комнаты на улицу, «покурить». Да, сегодня редкий на войне случай, когда можно спокойно пообщаться тет-а-тет, не опасаясь окружающих. Всем сейчас не до нас, в небо одна за другой взлетают ракеты, даже с передовой не слышно постоянного грохота перестрелки. Немцы, наверное, тоже празднуют. Правда, у них Рождество больше отмечается…

— Что загрустил, Сергей? — голос у Андрея тоже, если вслушаться, не весел.

— Можно подумать, ты не ностальгируешь, — отвечаю с неожиданно прорезавшейся во мне злобой, — ё…ть, мы ж для наших, считай, умерли, как и они для нас. А ведь они где-то здесь, тремя минутами позже или с той стороны вакуума. Живут…

— Да брось, Серега, брось. Так можно хрен знает до чего додуматься…

— Ага, можно. Но дезертировать, даже в смерть, я не собираюсь, сам знаешь. Обидно только, что мы знаем многое, а вот сделать почти ничего не можем.

— Как не можем? Можем! И уже, считай, сделали многое. Думаешь, новые трансмиссии на танках просто так появились? Или твоя беседа с этим, как его, Шашмуриным, просто так прошла? Ты думаешь, откуда здесь АГСы? Ведь сам же рассказывал, что их не приняли на вооружение, а Таубина расстреляли. А здесь — вот они. Правда, всего шесть штук прислали, но ведь есть.

— Понятно, почему шесть. У нас они аж дороже ДШК и даже, кажется, сорокапятки стоили, под двадцать тысяч рублей. Интересно, почему здесь на это не посмотрели? Или конструкцию упростили?

— Может, конструкцию упростили или посчитали, что и при такой стоимости оправдывают себя. Заметь, прислали только нам и в соседнюю мотострелковую бригаду. То есть массовым оружием гранатометы не будут.

— Тэк-с, а ведь это точно наше влияние, — я оживляюсь, хандра понемногу отпускает. Да и выпитый после шампани спирт наконец-то «упал», в желудке здорово греет, а в голове начинает шуметь.

— Наше, не наше… Только вот, заметь, мехкорпуса вроде не расформировали, а просто реформировали. На всех танках спешно доработки делают, и Питер в осаду не попал. Ты как думаешь, наши вожди здесь сильно от «тамошних» отличаются?

— Думаю, нет… Во всяком случае, судя по встреченным мною генералам — люди те же, что и…

— Вот, я тоже такое подозреваю. А воюют лучше и нужные приказы на год раньше появились, и политика немного другая… Так что я думаю, наше минимальное воздействие все же удалось. И теперь надо его поддерживать. Да, я не рассказывал, как-то из головы вылетело — пока в госпитале был, сумел идею антибиотиков протолкнуть. Остатки таблеток в порошок стер и местному светиле медицины отдал. Доктор Белоусов аж подскочил. Правда, их и так в это время уже открыли, как я помню, но в Америке. Глядишь, тут и наши раньше появятся, Валерий Иванович мне умнейшим человеком показался.

— Ладно, ладно, прогрессор хренов. Не боишься, что завтра «васильковые околыши» появятся, и… «вывели болезного, руки ему за спину и с размаху кинули в черный воронок».

— Не думаю. Сам посуди, Серега, если бы нас хотели взять, давно бы уже взяли. Да и не до нас сейчас по большому счету. Война. Ну, воюем мы лучше всех — это раз. Проявили кое-какие аналитические способности — это два. Ну, засветили некоторые знания — три. Подозрительно, но не более того.

— Так-то оно так, но… Тэк-с, а наши артефакты мы нигде не могли засветить? — пытаюсь оппонировать уже из чистой вредности.

— Не думаю. Да и спрятал я их надежно, не найдут. А после войны откопаем, как-нибудь в дело пустим.

— Это да, хотелось бы мне, чтобы наши микросхемы были не самыми большими, а самыми первыми в мире.

Дальше нам поговорить не дают, на улицу вываливается целая толпа подвыпивших, веселых командиров, и начинается тот беспорядочный пьяный треп, о котором наутро остаются только отдельные бессвязные воспоминания. Хорошо, что мы стоим во втором эшелоне…