Шрифт:
Дом тетушки Нильды оживал с рассветом. Стоило первым солнечным лучам коснуться красной черепичной крыши, скатиться вниз и пробраться внутрь через начищенные до блеска стекла, как дом пробуждался. И вот уже трубой гудел, отражаясь от гулких каменных стен, энергичный голос тетушки, распределявшей работу на день, затем внутренний дворик наводнялся прислугой, торопившейся исполнить многочисленные поручения своей строгой хозяйки. Звенела посуда на кухне, раздавался стук топора на заднем дворе, топали по каменным ступеням и деревянным подмосткам шаги господ и их работников.
Ивонна отдыхала здесь душой. С той поры, как умерла ее мать Элисса, сестра Нильды, девушка находила утешение в беседах с тетушкой. Тетушка была мудрой, доброй, отзывчивой хохотушкой, что не мешало ей держать в строгости всю немалую прислугу. «Сурова, но справедлива», – шептались о ней слуги. Нильда была нетерпима к лености и лжи, но работящих честных крестьян щедро одаривала и всячески поощряла. Случись свадьба – Нильда и крестьянский пир не погнушается посетить да подарков богатых принесет. Случись беда – оплатит услуги лучших целителей и монахинь. Ничего удивительного, что в доме у Нильды всегда полный порядок. Двор выметен, полы намыты до блеска, подвалы полны провианта, замки смазаны, лошади подкованы.
– Для того, чтобы все было должным образом сделано, нужен глаз да глаз, – поучала Нильда племянницу, совершая ежедневный обход дома и попутно то отчитывая прачку за недостаточно прилежно выстиранную скатерть, то хваля пряху за новый гобелен, то утверждая с поварихой меню на обед и ужин.
– Надеюсь, и я со временем научусь так управляться с хозяйством, – застенчиво призналась Ивонна. – И папе не придется за меня краснеть, а Дамарис будет гордиться, что у него такая толковая жена.
– Научишься! – махнула рукой Нильда. – Наука это нехитрая. Главное – держать их вот где! – Тетушка красноречиво сжала крепкий кулак. – А Дамарис твой уже гордиться должен. Такие красавицы, чай, не всякому в жены достаются.
Ивонна стыдливо зарделась, и Нильда с улыбкой взглянула на племянницу. У нее самой трое сыновей, а дочери Всевышний не дал. Так что Ивонна ей как дочь. И на мать покойную, на сестру Нильды, диво как похожа. Тот же мечтательный взгляд синих глаз, те же по-эльфийски утонченные черты лица, те же мягкие золотистые локоны, тот же тонкий стан, тот же тихий журчащий голос. Полная противоположность ей, Нильде! Вот ведь как бывает – от одних родителей рождены, только сестра Эллиса – небесное создание, все в облаках витала, а сама Нильда твердо на земле стоит и характером настырная, любого гнома переспорит. А уж про внешность что говорить?
Нильда и ростом ниже, и телом шире, и лицом попроще, и волосом жестче, и голосом грубее. А ничего, нашла себе мужа, который в ней души не чает, и трех сыновей родила да выкормила – не развалилась. А Эллиса едва Ивонну выносила, потом болела целый год – девочка у нянек на руках росла. А уж вторая беременность сестру и вовсе подкосила – скончалась, сердечная, в родах. Ребеночка не спасли, и одиннадцатилетняя Ивонна сиротой осталась. Казалось, только недавно это было, а посчитать – уже шесть лет прошло. Вон какая невеста выросла – и собой хороша, и воспитана, и характером мягкая, уступчивая, слова грубого от нее никогда не услышишь. Ох, повьют из нее слуги веревки, пользуясь ее добротой!
– Главное, спуску никому не давать, – повторила Нильда, тряхнув кулаком. – И с первых же дней поставить себя в доме хозяйкой. Хозяйство-то у Дамариса большое?
– Большое, – вздохнула Ивонна.
– Да уж побольше вашего будет, – усмехнулась Нильда, – раз он племянником инквизитору приходится.
– И за что ты так инквизицию не любишь? – В голосе племянницы прозвучал мягкий укор.
– А за что мне ее любить? – громко возразила Нильда. – Вечно что-то разведывают, вынюхивают, науськивают, замышляют. И недели не пройдет, как очередной отряд инквизиции скачет. Всех накорми, напои, приветь, а они возьмут да и лучшую мою пряху ведьмой объявят и с собой заберут! Уж сколько они у меня искусных девок и мастеровых мужиков перетаскали! А сколько я еще отбила, золотом откупившись!
– А пряха правда была ведьмой? – Синие глаза Ивонны в испуге раскрылись.
– Да будь она хоть нежитью, их-то какое дело? – сердито откликнулась Нильда. – Она ж у меня в замке живет, никого не трогает. Ах, какие Беттина гобелены ткала, – она сокрушенно покачала головой, – другой такой мастерицы во всей Империи не сыскать.
Ивонна в задумчивости накрутила на палец локон, выбившийся из высокой прически. С тетушкой никогда не поймешь, правду она говорит или шутит. И девушка еще не решила, как относиться к постоянным нападкам Нильды на священную инквизицию. Дамарис гордился своим родством с инквизитором, часто говорил о том, какую важную службу несет его дядя, как инквизиция заботится о благополучии жителей Империи.
В рассказах Дамариса ведьмы, которых ловили инквизиторские охотники, были жестокими и опасными старухами, разбивавшими семьи, наводившими порчу на детей и вызывавшими засуху ради собственной потехи. Пряху же, о которой говорила Нильда, Ивонна знала. Она была молчаливой и услужливой девушкой, старше самой Ивонны года на три.
Ивонна любила наблюдать за ее работой, следить за тем, как на глазах рождаются сложные плетеные узоры. А Беттина терпеливо учила ее своему мастерству, когда Ивонна проявляла к нему интерес. Сложно было поверить в то, что эта милая безобидная с виду девушка с робкой улыбкой – опасная ведьма, способная наводить порчу и нести людям вред. Надо будет поподробнее расспросить Дамариса о ведьмах и инквизиторах, решила Ивонна. Заодно и о дядюшке Себастьяне разузнать.