Разработка законов об улучшении жизни подданных была поручена чиновникам, жившим за их счет. Ни о каком обсуждении их в обществе не могло быть и речи – Николай I не доверял дворянству после восстания декабристов. В Государственный Совет на обсуждение подавались заведомо ложные документы, извращавшие ситуацию в стране. Шла игра в преобразования. Николай I систему набора и назначения на государственную службу не изменил, но усилил жандармерию.

Первые команды жандармов были созданы в 1792 году в гатчинских войсках Павла Петровича, как части военной полиции, наблюдавшие за порядком и настроениями в армии. В 1815–1817 годах части жандармерии были сформированы в армии, в гарнизонах всех городов империи. С этого периода наряду с военными функциями жандармерия стала выполнять задачи политической полиции.

В 1826 году при создании Третьего отделения Николай I подчинил ему жандармские части. Все они были сведены в Корпус жандармов с правами армии. Корпус стал исполнительным органом Третьего отделения, а с 1838 года его начальник одновременно назначался шефом Корпуса. Управляющий Третьим отделением назначался начальником штаба Отдельного корпуса жандармов, располагавшегося в доме 40 на Фурштадской улице Санкт-Петербурга. Вся Российская империя была разделена на восемь округов, во главе которых встали жандармские генералы, имевшие в подчинении старших офицеров, курировавших отдельные губернии. С 1867 года начали создаваться губернские жандармские управления, ранее были созданы жандармские дивизионы – московский, петербургский, варшавский.

Во времена Николая I в немногочисленных гимназиях учили только детей дворян и чиновников. Дети купцов и мещан учились в губернских и уездных училищах, но их было совсем мало. Николай I боялся просвещения и образования. Министр народного просвещения С.Уваров, автор формулы «православие, самодержавие, народность», в учебные заведения принимал с разбором. Преподавание философии в университетах было прекращено, сами университеты подвергнуты исключительному надзору. Посылка молодых преподавателей на стажировку за границу прекратилась. Количество студентов в университете не должно было превышать трехсот слушателей. Значительно усилилась цензура. Выдающегося русского писателя Ивана Тургенева заключили на полтора месяца в тюрьму и отправили в ссылку только за то, что он в некрологе посмел назвать великого русского писателя Николая Гоголя великим, с трудом опубликовав его только в московской газете. Великим мог быть только Николай I.

Наука и литература подверглись гонениям. Увеличились опалы и наказания без суда. В обществе императора Николая стали называть «самодовольной личностью с кругозором ротного командира». В Европе Россию стали называть огромной казармой, в которой всегда где-то волновались крестьяне.

К середине XIX века в России числилось десять с половиной миллионов ревизских душ, делившихся на оброчных и барщинных крестьян. В производстве и продаже хлеба царил хаос. Из-за плохих дорог никто не знал, когда и куда будет доставлено зерно. Разница в стоимости ржи летом и зимой 1840 года составляла чуть ли не десять к одному и более. Помещики продолжали отнимать крестьянские наделы, пытались организовать переработку сельхозпродуктов непосредственно в имениях, само собой увеличивая бесплатный труд крепостных. Происходило массовое обезземеливание крестьян, которых толкали на оброк, который со времен Екатерины Великой поднялся в пять раз, а в нечерноземных губерниях – в десять. На производствах в поместьях фиксировалась колоссальная крестьянская смертность, чуть ли не каждого четвертого работника. Увеличивалась отдача крестьянских девушек в притоны за вознаграждение. В общении с крестьянами многие помещики совершенно не ограничивали себя ни в чем. Их повсеместно секли, пороли, сажали в домашние тюрьмы в кандалах и железных ошейниках, выбивали ногами зубы. Дворянская изобретательность в издевательствах над беззащитными людьми была безгранична. Многие специально кормили крепостных червивым мясом за, например, плохо вычищенную трубку или обувь, за остывшую еду. Зафиксированы случаи многочисленного тыкания перочинным ножом маленьких детей помещиками. Детей обливали на морозе водой, заставляли есть разбитое стекло, грызть кости, бегать на поводке, травили собаками. Издевательства многих помещиков над крепостными девушками авторы описывать не станут. На российских просторах существовали помещики, насиловавшие всех своих крепостных женщин поголовно. Законная защита крестьян не действовала. Помещика, изнасиловавшего большое количество своих четырнадцатилетних крепостных девочек до смерти, суд оправдал, несмотря на явные улики. Дети и внуки помещиков-садистов и помещиков, хорошо относившихся к крепостным, почему-то сильно удивлялись и негодовали, что их начали массово убивать в 1917 году. Надо было первым познакомиться с биографиями своих дедушек и бабушек и перестать удивляться. Само собой, император всероссийский Николай I Павлович был в курсе многочисленных издевательств над своими подданными. Для него важнее было наказать дворянина, посмевшего обогнать его карету на Невском проспекте Санкт-Петербурга. Какие там еще крестьяне! Пусть пашут, молчат и умирают! Да здравствует империя! Крестьянские жалобы не имели никаких последствий. За жестокость помещиков в опеку было взято только несколько имений. Помещики ничего не боялись, не думая о том, что бояться придется их внукам, но будет уже поздно. Крестьяне массово бежали на север, юг, в Сибирь, заканчивали жизнь самоубийством и власти в отчетах называли их скоропостижно умершими. Третье отделение докладывало Николаю о сотнях подобных случаях. Крестьяне убивали помещиков-садистов, на них посылали войска и проводили массовые экзекуции. За время правления Николая I крестьянских волнений было почти тысяча и количество их с каждым годом росло. Крестьяне массово просились в солдаты, чтобы избежать дворянских издевательств. В 1843 году сорок тысяч восставших в Пермской губернии крестьян усмиряли десять тысяч солдат с десятком орудий. В стране стала создаваться постоянная атмосфера неудовольства, начавшего переходить в ненависть. Помещикам внушали быть снисходительнее к своим крестьянам, но они, конечно, не внушались. Они продолжали обливать не понравившимися им кипящими щами головы своих крепостных поварих. При редких проверках помещики говорили, что щи уже успели остыть. Читать жалобы крестьян на помещиков-извергов почти невозможно. Читать объяснения помещиков-садистов омерзительно. Архивные данные по крепостной трагедии многочисленны и ужасающи. Крестьяне продолжали оставаться в полной зависимости от помещиков, которые во главе с царем Николаем I активно нарывались на народ.

Третье отделение создало огромную сеть агентов и провокаторов, среди которых было много добровольцев. Они действовали во всех слоях населения и выявлявших умонастроения общества с последующим изъятием из него всех недовольных военно-полицейскими порядками в империи.

Тюрьмы, каторга и ссылка не пустовали. Были затравлены и погибли многие выдающиеся люди николаевского времени. Из Лондона газета почти первого в России политического эмигранта А.Герцена «Колокол» «звала живых», рассказывала о министрах-казнокрадах, судьях-взяточниках, чиновниках-самодурах, помещиках-крепостниках. Комендант Петропавловсой крепости получал удовольствие от того, что говорил своим потенциальным клиентам о давно приготовленных для них казематах. В 1848 году в Санкт-Петербурге грянуло дело о петрашевцах.

Информацию о собраниях и беседах в петербургском доме дворянина М.Петрашевского получила полиция МВД. Она ввела провокатора в кружок, в котором обсуждались теории социалистов Сен-Симона и Оуэна, мечтали о лучшем будущем для России и ее народа. Министр внутренних дел сообщил о собраниях государю, как о раскрытии преступления, угрожавшего Отечеству. Разъяренный Николай I орал на начальника Третьего отделения графа М.Орлова, что у его агентов нет нюха и назвал их сопливыми псами. Орлов доложил царю, что дело петрашевцев не стоит выеденного яйца и не несет никакой опасности для империи. Достаточно без шума и скандала поговорить с Петрашевским, чтобы он прекратил собрания. Революция 1848 года в Европе напугала царя и в ночь на 23 апреля 1849 года совместными группами Третьего отделения и МВД было арестовано сорок восемь посетителей собраний Петрашевского. Чтобы убеждать императора в своей необходимости, получать звания, чины, ордена, премии, Третье отделение и Министерство внутренних дел пугали императора выдуманными заговорами, блефуя, как высокопрофессиональные шулера. Началось выдумывание и создание «тайных обществ». Управляющий Третьим отделением Л.Дубельт писал: «Вот и у нас заговор! Слава Богу, что вовремя открыли. Петропавловская крепость и Сибирь – сколько ни употребляют эти средства, все никого не исправляют». Незадолго до дела Петрашевского жандармы разгромили литературно-философское Кирилло-Мефодиевское братство, среди членов которого были выдающиеся историк Н.Костомаров и поэт Т.Шевченко. После сидения в Петропавловской крепости их сослали.

Петрашевцев обвинили за политические разговоры и мечтания. В империи считалось преступлением даже чтение письма критика В.Белинского писателю Н.Гоголю, в котором утверждалось, что нужно с помощью законов соблюдать чувство собственного достоинства каждого человека. Двадцать человек из кружка М.Петрашевского приговорили за беседы к смертной казни. Их привезли на Семеновскую площадь Петербурга, огласили приговор, связали осужденных, надели на их головы мешки, выстроили напротив расстрельную команду, клацнули ружейными затворами и в последний момент остановили казнь, заменив ее многолетней сибирской каторгой. Среди почти казненных был великий русский писатель Федор Достоевский.

Выдающийся русский писатель Михаил Салтыков-Щедрин, сосланный ни за что, писал о николаевских чиновниках: «Зависть и жадность у вас первого сорта. Так как вы эту жадность произвольно смешали с правом, то и думаете, что вам предстоит слопать мир. Вот почему вас везде ненавидят. Всякий убежден, что при одном вашем появлении должна умереть любая мысль о свободе».

Общество и появляющаяся интеллигенция стали называть власть Николая I карающей силой. Началось отчуждение между властью и обществом. В бюрократической стране процветали бесконтрольность и злоупотребления. Император сам заявлял цесаревичу, что в России не воруют только они двое. Третье отделение докладывало царю в обзорах общественного мнения: «Мнение двора, придворного общества, не представляет значения для правительства, так как это мнение не играет никакой роли в обществе. В высшем обществе существуют две группы – недовольные опальные вельможи и сторонники аристократической конституции на английский манер, и довольные. Обе группы не представляют никакой угрозы в смысле перехода к какому-либо действию. Улучшение настроения и мнения среднего класса помещиков, неслужащих дворян, купцов первой гильдии, образованных людей и литераторов прогрессирует с поразительной быстротой. Чиновничество не внушает сколько-нибудь серьезных опасений, но оно морально наиболее развращено. Хищения, подлоги, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической системы. Министр финансов человек знающий и просвещенный, трудолюбивый, но упрямый, слушает только нескольких любимцев, которые его обманывают. Министр внутренних дел враг хищений, но совершенный невежа. Министр народного просвещения мракобес. Военный министр предмет ненависти всех без исключения. Морской министр прямо обвинен в воровстве. Армия вполне спокойна и прекрасно настроена. Крестьяне ждут освобождения. Духовенство живет почти в одинаковых условиях с крестьянством и заражается его настроениями. Молодежь, дворянчики от 17 до 25 лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, прикрывающийся маской русского патриотизма. Из-за дурного воспитания эти молодые люди превращаются в карбонариев. Экзальтированная молодежь мечтает о возможности русской конституции, уничтожении рангов, достичь которых у них не хватает терпения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии подчинения. Страх быть обнаруженными удерживает их от создания тайных обществ».