Перед процессом Желябов потребовал передать их дело суду присяжных, а не Особому присутствию Сената:

«Принимая во внимание:

Во-первых, что наши действия направлены только против правительства, являющегося заинтересованной в этом деле стороной, которая не может быть судьей в своем собственном деле; что Особое присутствие из правительственных чиновников обязано действовать в интересах своего правительства и руководствуясь не указаниями совести, а распоряжениями правительства, произвольно именуемыми законами, – наше дело неподсудно Особому присутствию сената;

Во-вторых, наши действия должны быть рассматриваемы как проявление открытой, всеми признанной борьбы, которую русская социально-революционная партия много лет ведет за права народа и человека против русского правительства, насильственно завладевшего властью и удерживающего ее в своих руках по сей день; единственным судьей в этом деле может быть лишь весь русский народ, в лице своих законных представителей в Учредительном собрании, правильно избранном. Я уверен, что суд присяжных, суд общественной совести не только вынесет нам оправдательный приговор, как Вере Засулич, но и выразит нам признательность за полезную деятельность».

Желябову было отказано, а Особое совещание Сената обвинило Желябова, Перовскую, Кибальчича, Гельфман, Михайлова и Рысакова в принадлежности к тайному обществу, называвшему себя «Русской социалистическо-революционной партией», целью которого было ниспровержение с помощью насильственного переворота существующего в империи государственного и общественного строя, а также в участии в цареубийстве 1 марта 1881 года. Народовольцев назвали людьми без нравственных устоев и внутреннего содержания, а их идеалы – геркулесовыми столбами бессмыслия и наглости. Прокурор заявил, что когда люди плачут – желябовы смеются, а на них «огненными клеймами сверкают пять посягательств на жизнь усопшего монарха». На суде Желябов отказался от защитника, заявив, что будет защищать себя сам. Суд был объявлен открытым, но в зал пускали по билетам избранную публику. Судили пять сенаторов, два знатных дворянина, городской голова и волостной старшина. Помещение суда каждый день осматривали жандармы, искавшие подкопы. Напряжение в столице империи было так высоко, что Александр III ночь на второй день процесса тайком умчался в Гатчину. Европейские журналисты писали в газетах: «Странно видеть добычей страха тридцатисемилетнего человека здорового телосложения и геркулесовой силы. Его отъезд в Гатчину был настоящим бегством. В день, когда он должен был выехать, четыре императорских поезда стояли в полной готовности на четырех разных вокзалах Петербурга с военным конвоем. Пока они ждали, император уехал без всякой свиты с поездом, который стоял на запасном пути». Карл Маркс объявил Александра III содержавшимся в Гатчине военнопленным революции. Особо отмечалось, что на суде свидетелями выступали только государственные служащие.

На процессе великолепную речь о «Народной воле» произнес Андрей Желябов, использовав свое право на защиту. Речь постоянно прерывалась председателем суда, Желябова сбивали, но его выступление тут же появилось в газетах, сокращенное и искалеченное. Полный тест речи Желябова, несмотря ни на что записанный и распространенный народовольцами, произвел громадное впечатление на общество. Студенты, рабочие, служащие переписывали ее от руки и даже заучивали наизусть:

«Дело каждого убежденного деятеля ему дороже жизни. Наше дело здесь было представлено в более извращенном виде, чем наши личные свойства.

На нас лежит обязанность по возможности представить цель и средства партии в их настоящем виде.

Прокурор утверждает, что мы не признаем государственного строя, что мы безбожники. Мы – государственники, а не анархисты. Мы признаем, что правительство всегда будет, что государственность неизбежно должна существовать, поскольку будут существовать общие интересы. Мы стоим за принцип федерального устройства государства. Некоторые члены партии, вроде Гольденберга, полагали, что наша задача состоит в расчищении пути через частные политические убийства. Для нас в настоящее время отдельные террористические факты занимают только одно из мест в ряду других задач, намечаемых ходом русской жизни.

Чтобы понять ту форму революционной борьбы, к которой прибегает партия, нужно узнать это в прошлом партии и это прошлое имеется. Оно немногочисленно годами, но очень богато опытом. Если вы, господа судьи, взглянете в отчет о политических процессах, в эту открытую книгу бытия, то увидите, что русские народовольцы не всегда действовали метательными снарядами, что в нашей деятельности была мечтательная юность. Если она прошла, то не мы тому виною. Мы, переиспытав разные способы действовать на пользу народа, в начале семидесятых годов избрали одно из средств, а именно – положение рабочего человека, с целью мирной пропаганды социалистических идей. Движение по своим средствам крайне безобидное. И чем оно окончилось? Оно разбилось исключительно о многочисленные преграды, которые встретило в лице тюрем и ссылок. Движение совершенно бескровное, отвергавшее насилие, не революционное, а мирное, было подавлено.

В 1873–1875 годах я еще не был революционером, так как моя задача была работать на пользу народа, ведя пропаганду социалистических идей. Все мои желания были действовать мирным путем в народе, тем не менее, я очутился в тюрьме, где и революционизировался. Непродолжительный период нашего нахождения в народе показал всю книжность, все доктринерство наших стремлений, а с другой стороны, убедил, что в народном сознании есть много такого, чего следует держаться, на чем до поры до времени следует остановиться. Изменился характер нашей деятельности, а вместе с тем и средства борьбы – пришлось от слов перейти к делу.

Вместо пропаганды социалистических идей выступает на первый план агитационное возбуждение народа во имя интересов, присущих его сознанию. Вместо мирного слова мы сочли нужным перейти к фактической борьбе. Эта борьба всегда соответствует количеству накопленных сил. Прежде всего ее решились пробовать на мелких фактах. Так дело шло до 1878 года. В 1878 году впервые явилась мысль о борьбе более радикальной, явились помыслы рассечь Гордиев узел. Все толкало меня, в том числе, на борьбу с правительственной системой. Я участвовал в Липецком съезде. Решения этого съезда определили ряд событий, в которых я принимал участие и за участие в которых состою в настоящее время на скамье подсудимых. Было решено, что социально-революционная партия, и я в том числе, должна уделить часть своих сил на политическую борьбу. Намечен был и путь насильственного переворота путем заговора, с помощью широкой организации революционных сил. Раз была поставлена задача насильственного переворота, задача, требующая громадных организационных сил, мы заботились созиданием этой организации в гораздо большей степени, чем покушениями.