Ловкость и смелость Ганны Рейч, безусловно, произвели очень сильное впечатление на Еву. Но она тут же забыла о ней, узнав, что ее свояк Фегелейн попытался бежать. Вечером 26 апреля Ева вместе с Геббельсом и его женой слушала очередной монолог Гитлера, время от времени вставляя короткие реплики. Наконец он выдохся и устало опустил голову. Воспользовавшись паузой, Геббельс неожиданно предложил отвезти Еву, секретарш, свою жену и детей в итальянское посольство. Министр пропаганды мотивировал это тем, что там им предоставят относительно безопасное убежище, в бункере же они рискуют попасть в плен в случае внезапного прорыва советских солдат через внутреннее оборонительное кольцо. Ева удивленно вскинула брови, собираясь возразить, но удивление еще более возросло, когда один из вестовых попросил ее подойти к телефону. Удивление же мгновенно сменилось яростью, когда в трубке прозвучал голос Фегелейна.

— Я еще в Берлине, но в надежном месте, — коротко и отрывисто проговорил он. — Бросай фюрера и уходи. Еще час-другой и из Берлина уже не убежишь. Я еду к Гретль.

— Герман! — в ужасе воскликнула Ева. — Немедленно возвращайся в бункер! Иначе фюрер подумает, что ты предатель… Он хочет с тобой поговорить…

В мембране зазвучали гудки отбоя. То ли опять оборвалась связь, то ли Фегелейн бросил трубку.

Ева ничего не сказала Гитлеру, но это не имело никакого значения. В одном из глухих бетонных отсеков узла связи, опутанном проводами, шнурами и кабелями, внешне ничем не примечательный человек с громоздившимися на голове наушниками устало откинулся на спинку стула. Когда Гитлер увидел предоставленную ему отделом прослушивания телефонных линий запись разговора Евы со свояком, то пришел в неистовство и приказал немедленно арестовать Фегелейна.

Начальник личной охраны Гитлера группенфюрер СС Раттенхубер поручил проведение этой акции своему заместителю Хёгелю. Как и предполагалось, Фегелейн находился в своей квартире на Бляйбтройштрассе. В пять часов вечера следующего дня Хёгель с группой эсэсовцев ворвался в нее. Фегелейн был в штатском. Он явно готовился к бегству. В нескольких огромных чемоданах эсэсовцы нашли 217 серебряных столовых приборов, дамские часы с бриллиантами, принадлежавшие Еве Браун, три дорогих хронометра, две пары золотых запонок с бриллиантами, несколько браслетов, 50 швейцарских золотых монет «Вренели», 105725 рейхсмарок и 3186 швейцарских франков. Они также застали здесь жену одного из интернированных дипломатов, венгерку по национальности, с которой Фегелейн, видимо, собирался бежать в Швейцарию.

Человек, которого вечером 27 апреля привели в бункер, ничем не напоминал всемогущего генерала СС, открыто похвалявшегося своим родством с фюрером и унижавшего всякого, кто стоял хотя бы на ступеньку ниже его. Куда девалась хамская манера поведения, за которую он даже получил прозвище Флегелейн [82] ? Лицо с перекошенным от ужаса ртом и остекленевшими глазами напоминало меловую маску, ноги ежеминутно подкашивались, а глаза, казалось, вот-вот должны вывалиться из орбит. Жалкий вид свояка растрогал Еву, и она попробовала заступиться за него: «Он еще так молод, его жена ждет ребенка…» Гитлер согласился пощадить ее родственника и ограничился сперва лишением его всех званий и отличий и домашним арестом.

Но Фегелейну не удалось избежать кары. 28 апреля в бункер из министерства пропаганды доставили запись сообщения агентства Рейтер, согласно которому Гиммлер за спиной Гитлера вступил в переговоры с президентом шведского Красного Креста графом Бернадоттом с целью установить через него контакты с западными державами. Атмосфера в бункере накалилась до предела. Фегелейна подвергли так называемому допросу с пристрастием [83] , ибо уже не только Гитлер, Геббельс и Борман подозревали, что предпринятая им попытка бегства имеет прямое отношение к планам Гиммлера. Наверняка он не просто так намеревался тайно уехать в Швейцарию. «Он изменник, — прямо заявил Гитлер Еве. — По отношению к таким мы должны быть безжалостны. Вспомни, как Чиано предал Муссолини». Ева не стала возражать: «Ты фюрер и должен быть выше родственных связей».

Фегелейн выдал себя своим телефонным звонком Еве. Почему он позвонил ей? Скорее всего потому, что у нее был так называемый пропуск за подписью фюрера, предписывающий всем государственным, военным и партийным инстанциям рейха оказывать всяческое содействие его обладателю. Такой человек мог не только сам беспрепятственно пересечь германо-швейцарскую границу, но и взять с собой кого-нибудь, Фегелейну, вероятно, одному из последних удалось позвонить в бункер из города. Поздним вечером 26 апреля был перерезан последний подземный телефонный кабель, соединявший Берлин с другими городами…

В бункере с полнейшим равнодушием встретили сообщение об аресте еще недавно всемогущего представителя СС при ставке. Здесь гораздо больше интересовались содержимым пока еще переполненных продовольственных складов. Каждый брал оттуда, сколько хотел, вина, коньяка и продуктов. Во всех помещениях и переходах было душно и смрадно, так как отключилась система вентиляции. Мощные разрывы снарядов и мин, уже пробивших в нескольких местах железобетонное покрытие подземного коридора, ведущего в рейхсканцелярию, создавали в бункере ощущение подземных толчков. Настроение у его обитателей, вынужденных сидеть в полумраке, поскольку использовалось исключительно аварийное освещение, было паническим. Оставалось только накачивать себя до беспамятства спиртным. Вот так описывает Герхардт Вольдт поведение трех приближенных Гитлера:

«Бургдорф, Кребс и Борман провели бурную ночь у себя наверху, потом перебрались в маленькую приемную перед комнатами Гитлера. Они выпили неимоверное количество сладкого вина и теперь громко храпели, развалившись в стоявших у правой стены глубоких креслах и обложив свои чрезмерно упитанные тела одеялами и подушками, В нескольких шагах от них за столом у противоположной стены сидели Гитлер и Геббельс, а слева на скамье — Ева Браун. Гитлер встал. Для него оказалось непросто перешагнуть через вытянутые ноги трех своих паладинов и не разбудить их. Геббельс также был предельно деликатен. Ева Браун лишь грустно улыбнулась».