С этой сильной стороной теснейшим образом связана сравнительная устойчивость Меринга в вопросах культуры. Опошление и вульгаризация марксизма в Германской социал-демократии, возрастающая склонность к серьезным уступкам буржуазной идеологии, дошедшая у ревизионистов до полной капитуляции перед ней, привели в вопросах культуры к появлению равно отрицательных типов правого и "левого мещанина. Если многие социал-демократические "лидеры просто впадают тут в мещанство, то есть подчиняются влиянию реакционных мелкобуржуазных идеологий своего времени, то, с другой стороны, возникает "оппозиция", главным образом среди интеллигентов молодого поколения, ищущих исцеления от этого мещанства в следовании каждой мимолетной "новаторской" буржуазной моде. Меринг в общем ясно и твердо отмежевывается от обоих этих направлений — и от правого, и от "левого" мещанства. Мы увидим ниже, когда будем говорить о его отношении к натуралистическому движению девяностых годов, что ему удалось выработать в себе значительную критическую трезвость, способность давать правильные оценки. Общая ограниченность его теоретической позиции сказывается, конечно, и здесь. Но всякий, кто ознакомится по партийной прессе или другим источникам (например, по прениям на Готском съезде 1896 года) с литературными дискуссиями германской социал-демократии, должен будет притти к заключению, что Меринг действительно стоит в них совершенно одиноко и на большой высоте. Эта высота тесно связана с тем обстоятельством, что Меринг в своей оценке явлений литературы пользуется совсем иным масштабом, чем правые и "левые" мещане среди социал-демократических литераторов: таким масштабом служит для него идейный и художественный уровень, достигнутый в период подготовки буржуазной революции в Германии, в период Гёте и Шиллера. Поэтому во всем, что приводит в восторг левых мещан, Меринг находит явное идеологическое отражение классового упадка буржуазии, а в тех явлениях, при виде которых правые мещане кипят от мелкобуржуазного морального негодования, он часто усматривает честное стремление к борьбе против этой упадочной классовой идеологии.

Правда, уже в этом пункте мы можем отметить наряду с сильной также и слабые стороны Меринга. Прилагая к буржуазной современности масштаб революционного периода немецкой буржуазии, он становится, конечно, на высокую точку зрения. Но это все-таки лишь провинциальный масштаб, ибо в Германии вследствие запоздалого развития германского капитализма буржуазная революция так и не смогла вылиться в те радикальные формы, в которых она совершалась во Франции или даже в Англии. Идеологическое, и в частности литературное, развитие никогда не достигало здесь такой революционной смелости и широты, как

во Франции и в Англии. Мы еще будем говорить о тех принципиальных недостатках, которые внесла в меринговскую теорию литературы эта его ограниченность немецким кругозором. Здесь же укажем только, что односторонняя ориентация на Германию должна была привести его также и к ложной оценке самого развития немецкой литературы, особенно классического периода.

Этот недостаток Меринга находится в теснейшем взаимодействии с его отмеченным выше отношением к марксовой экономии и к ее историческим выводам. Мы уже сказали, что знакомство Меринга с политической экономией марксизма было теоретически не глубоким, что это ограничивало его диалектическую гибкость в анализе художественных явлений. Значение марксовой экономии Меринг использовал для того, чтобы частично экономически обосновать свою схему развития, выросшую из традиций буржуазной революции, и частично, но только частично, исправить се. Однако сама эта основная схема была им удержана. Отметим вкратце только основные моменты. Во-первых, противоположность буржуазии и дворянства по существу остается у Меринга застывшей противоположностью двух резко друг друга исключающих общественно-производственных порядков — капитализма и феодализма. В процесс капитализации землевладения, в самый факт превращения землевладельцев в часть капиталистического класса Меринг не вдумывался ни с экономической стороны, ни со стороны его идеологических последствий. Крупнейший немецкий критик пруссачества так и не сумел понять "прусский путь" капиталистического развития своей страны. Во-вторых, Меринг сохранил со времен своего буржуазно-радикального периода склонность идеализировать — прежде всего в идеологической области — низшие ступени развития капитализма по сравнению с высшими. Это вносило и некий бессознательно романтический элемент в его критику буржуазного прогресса.

Годы юношеского развития Меринга очень мало исследованы. Мы имеем в виду не чисто биографические моменты, вообще лежащие вне рамок этой статьи: писательская деятельность Меринга до его вступления в социал-демократическую партию тоже известна нам весьма фрагментарно. Меринг и в тот период был очень плодовитым журналистом, печатавшим свои статьи в самых различных газетах и журналах, большей частью анонимно. Поэтому для характеристики хода развития Меринга во всех его этапах потребовались бы очень обширные подготовительные работы филологического характера. Но наши цели этого не требуют. Здесь будет достаточно охарактеризовать решающие этапы писательской деятельности Меринга в их основных чертах; исчерпывающее изложение должно быть предоставлено будущему.

Выше мы уже отметили, что первый период деятельности Меринга, связанный главным образом с журналами Гвидо Вейса, был временем его первого сочувствия рабочему движению. Это сочувствие было решительно устремлено к традициям лассальянства в теории и агитации. Вот как сам Меринг характеризует свое тогдашнее отношение к рабочему движению лассальянского пошиба: "Из него разовьется рабочая партия с национальным направлением, вроде того, как английские рабочие бежали от хаотических бурь чартизма на твердую почву достижимых и здоровых целей" [6] . Этот взгляд Меринга был связан с традицией буржуазной демократии, лелеявшей иллюзию, что радикально доведенная до конца демократия уничтожит экономические основы классовых противоречий и партийной борьбы. Если вспомнить, что лассальянское крыло рабочего движения отделилось от буржуазной демократии быстрее, чем крыло Либкнехта-Бебеля, на первый взгляд, может, пожалуй, показаться странным это сочувствие Лассалю и его направлению. Но когда мы будем говорить о выступлениях Меринга против самостоятельного рабочего движения, мы увидим, как буржуазный демократ Меринг, несмотря на его тогдашнее незнание Маркса, несмотря на сильную вульгаризацию марксовых теорий "эйзенахцами", отгадал своим правильным классовым чутьем (в то время еще буржуазным) именно в эйзенахцах подлинных врагов демократического "примирения классов".

Мечты молодого Меринга о широком демократическом движении потерпели полное крушение перед лицом осуществления германского единства методами Бисмарка, перед лицом всеобщего культурного упадка Германии, упадка ее литературы и, сопровождавшего капиталистический подъем, повсеместного расцвета мещанства. Статьи в "Die Wage", принадлежность которых Мерингу уже сейчас может быть установлена с большей или меньшей достоверностью, занимаются исключительно литературными вопросами. Важнейшая из этих статей дает общую характеристику литературы в новой Германской империи. На этой статье [7] мы должны остановиться несколько подробней, во-первых, потому, что она очень отчетливо рисует политическое и общее мировоззрение молодого Меринга, и во-вторых, потому, что ряд цитат из нее даст читателю ясное понятие, в каких пунктах Меринг впоследствии продолжал свою тогдашнюю линию, в чем и как он пересмотрел ее.

Статья проникнута разочарованием. Положение литературы в новой империи изображено самыми мрачными красками. Широкими штрихами обрисовано национальное значение классической немецкой литературы: "Немецкая литература, как ни парадоксально это звучит, есть по преимуществу космополитическая литература; космополиты, как Гёте и Лессинг, сделались родоначальниками национальной мысли". После Вестфальского мира "не жалкий призрак имперской конституции, а единственно лишь язык и его памятники спасли немецкое имя от полного уничтожения". Меринг дает затем краткий обзор развития национального характера немецкой литературы, причем особенно интересно, что Фридрих II и влияние Семилетней войны на немецкую литературу изображаются еще вполне в духе Лассаля (в его критическом разборе биографии Лессинга, написанной Штаром). Таким образом Меринг, как он это сам подчеркнул впоследствии в предисловии к своей "Легенде о Леесинге", сам стоит еще здесь на почве этой исторической легенды, точнее — ее лассальянского варианта. Критическая характеристика историка литературы Юлиана Шмидта, как типа капиталистического; мещанина, в своей основной установке тоже целиком исходит от Лассаля.

Ядро разбираемой статьи составляет характеристика немецкой литературы со времени основания империи. Приведем несколько наиболее ярких мест: лирика после 1870 года "пришла в полное запустение; даже самый лойяльный поклонник империи может взирать только с улыбкой сострадания на эти безотрадные развалины". Действие 1870 года на романистов оказалось "в высшей степени расстраивающим, даже парализующим, и этот паралич тем более жесток, чем больше они в своей лойяльности стараются поэтически прославить великие политические перевороты, так радостно встреченные ими". Рейтер и Гудков умолкли; Фрейтаг окончательно растерялся; "Waldfriedb Ауэрбаха холоден и плох; роман Шпильгагена "Allzeit voran" уже позабыт, он сделался "литературным курьезом". Литературной смены нет. О драме и театре: "Нет и в помине национальной драмы или хотя бы просто хороших, захватывающих театральных пьес, как их умела создавать с известной степенью классичности даже еще французская вторая империя".