— Учитель! — воскликнула я со смелостью отчаяния. — Но поможет ли всё это мне освободиться от личности, от своего эгоизма?

Учителя переглянулись снова, и Учитель в зелёном одеянии сказал:

— Поможет ли солнце прорасти семени, если оно готово к прорастанию?

— Так, о, Учитель! Но не солнце ли повергает растение засухе?

Учитель слегка улыбнулся и сказал:

— Дитя, не уподобься сама такому засушливому растению. Не суди о том смело, чего не знаешь. Иди с миром. Завтра, ровно в девять утра, Я буду ждать тебя.

— Иди с миром! — сказал и Учитель в белом. — Послезавтра придёшь ко Мне, как обычно, утром.

Оба Учителя прошли дальше. Я стояла одна на дорожке и смотрела на Их величавые фигуры, уходящие в даль аллеи.

На этом всё закончилось.

12 июня.

Я стояла возле дверей дома Учителя в зелёном. Открыла дверь и вошла по лестнице вверх. Я вступила в большую залу, в которой уже была однажды. После яркого солнца в ней казалось темновато, но потом глаза привыкли. Через множество узких прорезов-окон было достаточно света и воздуха. Учитель сидел за столом и над чем-то работал. Я низко поклонилась Ему.

— Подойди, дитя, и сядь. Ты пришла немного рано, но Я сейчас освобожусь.

Я потеряла способность видеть, до тех пор пока Учитель не окончил своей работы, и лишь когда раздался голос Учителя: «Я окончил», — я снова получила возможность видеть Его и Его окружение. Учитель пристально, слегка испытующе, но ласково смотрел на меня.

— Так ты хочешь получить Высшее Знание? — спросил Он.

— Да, Учитель. Но ещё больше я хотела бы освободиться от своего эгоизма, почувствовать в себе великую Любовь и единение.

— Это всё тесно связано одно с другим. Я не могу дать тебе ни больше, ни меньше, чем ты в состоянии воспринять. Тут бессильна воля Учителя. Я не колдун, не чародей, чтобы вызывать силы и временно оживлять то, что не подлежит оживлению. Мы можем только помочь развиться тому, что уже готово к росту. Как садовник не может сам создать зерно, а может только помочь его росту, улучшить его сорт и качество, а сила для роста скрыта в самом семени, так и Я могу дать тебе только то, что ты в силах воспринять. Там, где ты не в силах, — никто не может помочь тебе. Прежде всего тебе надо окрепнуть, чтобы быть в Нашем присутствии.

Я действительно чувствовала в себе какую-то тяжесть, меня стала окутывать какая-то безвольная дремота.

— Сегодня Я скоро отпущу тебя, но вечером позову снова. А пока побудь одна.

Учитель вышел из залы, а я подошла к окнам подышать свежим ветром. Я увидела цепи снеговых вершин и скал, лежащих ниже окон. Но и перед окнами были скалы жёлтого камня, от них ложились фиолетовые тени. Меня удивило, что снеговые вершины были ниже дома Учителя, а здесь, на такой высоте, не было снега. Я отошла от окон. На душе было неспокойно. Сомнения и тревоги терзали меня. Мне захотелось молиться. Я опустилась на колени.

— Господи! Очисти сердце моё,

Помоги моему прозрению,

Даруй мне сил и укрепи меня.

И да будет воля Твоя… — произнесла я.

— Аминь, — произнёс голос стоявшего возле меня Учителя.

Я не заметила, как Он подошёл. Я поспешно встала с коленей.

— Да будет мир над тобой, дитя! Не смущайся. Все проходят через эти ступени сомнений и неверия в свои силы. Несозвучие Нам родит отдалённость, но чем ближе твоё сердце будет к Нам, тем глубже ты воспримешь нашу силу, и она поможет раскрыться твоей силе. Иди, дитя, с миром!

Вечер. Пять часов.

Я стояла на каменистой тропиночке невдалеке от дома Учителя и рассматривала Его дом. Он был двухэтажный, каменный. На втором этаже были узкие, частые прорезы-окна, но внизу я не заметила ни одного окна. Неужели Учитель живёт там без света? — подумала я. Противоположной своей стороной весь дом был прилеплен к скале, как бы составляя с ней одно целое. Вдруг на моё плечо легко опустилась рука Учителя, и Он сказал:

— Действительно, Я не всегда нуждаюсь в окнах и могу жить и без солнца и без света. Даже без воздуха, — заметил Он как бы шутливо.

Мы вошли в дом.

— Пройди наверх, Я сейчас приду к тебе.

Я поднялась в залу. Теперь я хорошо разглядела её. И стены, и пол, и потолок были из какого-то тёмного дерева, оно издавало смолистый аромат. Я осматривала стены, когда в комнату вошёл Учитель.

— Это горный кедр, — сказал Он. — Кедр и сосна — это лучшие озонаторы воздуха и имеют особую внутреннюю силу для лёгкости духовных проводников.

Учитель подошёл к столу и, сев на стул, стоявший посередине стола, указал мне на место сбоку стола. Я заметила, что и стол и стулья покрыты тончайшей резьбой. Я взглянула на Учителя и тут только заметила, что Он снял тюрбан, отчего открылся Его прекрасный лоб и волосы, волнистые, откинутые назад. Его лицо уже не казалось мне таким суровым, как раньше. И одежда на Нём была другая, голубовато-зелёная, очень лёгкая на вид, хотя и плотной ткани, очень широкая, со множеством красивых складок, ложащихся от каждого Его движения в новых, гармоничных сочетаниях. Около кистей рук рукава были плотно застёгнуты, а вокруг шеи был завязан лёгкий золотистый шнурок, продёрнутый вместо воротника.