Обнорская Ольга Борисовна
Шрифт:
— Вот она!
Наступило молчание. Волнение моё возрастало, сердце билось глухо и неровно. Я рассмотрела, как в тумане, образы Учителей, среди которых увидела «своего» Учителя в белом… Рядом с Ним сидел Учитель аскетического типа, совсем мне незнакомый (Его имя я узнала после). Неподалёку от Него сидел Учитель в необычайной, фиолетового бархата одежде, сверкающей на обшлагах и на жилете золотом. Откуда-то я твёрдо знала имя этого Учителя и Того, который в упор смотрел на меня своими чёрными, пылающими огнём глазами. Словно я их знала и уже видела раньше.
— Вот она! — повторил Учитель.
Учитель аскетического типа сказал что-то на непонятном мне языке. Учитель в белом возразил Ему тихо и кротко.
— Я знаю её! — сказал Учитель, не спускавший с меня своих пламенных очей. И «мой» Учитель в белом мягко, пристально тоже смотрел на меня. Учитель аскетического типа смотрел строго, и, как мне казалось, испытующе, и неодобрительно. И лишь Учитель в фиолетовом бархатном камзоле имел особый вид. Его взор был весел, доброжелателен и чуть насмешлив.
Я стояла, чувствуя на себе все их взгляды, и сердце у меня глухо рыдало.
— Я знаю её, — сказал Учитель в зелёном, — и Я верю в неё.
— Я тоже веду её… — сказал Учитель в белом.
Учитель аскетического типа опять что-то сказал на непонятном мне языке, но уже мягче. Он говорил довольно долго. Ему ответил Учитель в фиолетовом бархате:
— Она будет исполнительна. Я ручаюсь!
— Готова ли ты, дитя, следовать за Нами? — спросил Учитель в зелёном.
— Да, Учитель!
— Можешь ли ты дать клятву в этом?
— Да, Учитель!
— Садись к столу.
Моё волнение всё росло. Мне казалось, что я этого не вынесу. Свет горел нестерпимо ярко. Сердце билось тяжело и глухо. Я чувствовала необычайность этой великой для меня минуты.
— Те, кто даёт клятву, уже не властны отказаться от неё, — сказал Учитель аскетического типа. — Они несут за это ответственность и принимают все последствия.
Учитель в белом мягко возразил что-то на непонятном мне языке.
— Она должна знать, что делает, — сурово ответил Учитель аскетического типа.
Учитель в зелёном сказал:
— Если она уже здесь и имеет силы стоять в Нашем присутствии, значит, она сможет выполнить и свою клятву. Пиши, дитя.
Передо мной лежала книга и перо. И на большом белом листе в книге я написала под диктовку Учителя в зелёном:
Я даю клятву повиноваться во всём Учителям, ведущим меня. Я даю клятву следовать их малейшему зову без замедления.
Я готова встать в любом месте, где Они мне укажут, и в любое мгновение.
— Подпишись, — сказал Учитель, диктовавший мне.
Я подписала: «Астра». Учитель поставил под моим именем Свою подпись, и все Учителя подписались под этим. После чего Учитель в зелёном сказал:
— Теперь иди!
И на меня словно кто-то сразу набросил тёмное покрывало. Всё исчезло.
20 октября.
Я подошла к терраске, и Учитель сказал мне:
— Войди…
Я взошла и, как обычно, села у ног Его.
— Учитель, могу я спросить Тебя?
— Спрашивай…
— Отчего я получила вчера такое высокое счастье, чем я заслужила его? И возможно ли, чтобы такая, как я, имея столько недостатков и всяких ещё неостывших желаний, могла бы прийти в такое близкое соприкосновение с Учителями?
— Да, возможно. Здесь дело совсем не в том, чтобы иметь качества или достоинства, — это в данном случае второстепенно. Когда придёт час узнать, ты узнаешь причину этого необычайного для тебя приближения к Нам. А пока прочти главу из книги «Золотых правил».
Он подал мне книжечку, я раскрыла её и прочла:
1. Странник, не обольщайся, думая, что ты всё в себе преодолел и готов вступить в преддверие Храма. Лишь Учитель твой знает, как и в какой форме проверить твою искренность.
2. Но, вступив в преддверие Храма, будь бдителен и не допускай сомнениям овладевать собой и гордости повелевать собой. Но во всей кротости возложи мысли упования к ногам Учителя своего.
3. Ибо Учитель твой знает тебя, и Он видит тебя. И в час, когда нужно будет, спадут покровы, затемняющие свет твоего познания, и ты увидишь Свет во всей Славе его.