Тождество есть, следовательно, в себе самом абсолютное нетождество. Но оно есть также и определение тождества в противоположность нетождеству. Ибо как рефлексия в себя оно полагает себя как свое собственное небытие; оно есть целое, но как рефлексия оно полагает себя, как свой собственный момент, как положенность, возвращение из которой в себя оно представляет собой. Лишь таким образом, лишь как момент, оно впервые есть тождество как таковое, как определение простого равенства с самим собой, противостоящее абсолютному различию.

Примечание 2 [Первый первоначальный закон мышления: начало тождества] Я рассмотрю ближе в этом примечании тождество, как предложение о тождестве, которое обыкновенно приводится, как первый закон мышления.

Это предложение в его положительном выражении А = А есть, скажем прежде всего, не более, как выражение пустой тавтологии. Было поэтому правильно замечено, что этот закон мышления бессодержателен и никуда далее не ведет. Таково то пустое тождество, за которое продолжают крепко держаться те, которые принимают его, как таковое,

{485}

за нечто истинное, и всегда поучительно сообщают: тождество не есть разность, тождество и разность разны. Они не видят, что уже этим они сами говорят, что тождество есть некоторая, разность; ибо они говорят, что тождество разнится от разности; так как вместе с тем они необходимо должны согласиться, что природа тождества «именно такова, то из этого вытекает, что тождество не внешним образом, а в нем самом, в своей природе таково, что оно разно. — Но далее, так как они крепко держатся за это неподвижное тождество, имеющее свою противоположность в разности, то они не видят, что они тем самым делают его односторонней определенностью, которая, как таковая, не имеет истинности.

Они соглашаются, что предложение о тождестве выражает лишь одностороннюю определенность, содержит в себе лишь формальную, некую абстрактную, неполную истину. — Но из этого правильного суждения непосредственно вытекает, что истина достигает полноты лишь в единстве тождества с разностью и тем самым состоит только в этом единстве. Так как они утверждают, что указанное неподвижное тождество несовершенно, то это означает, что их мысли предносится, как нечто совершенное, та целостность, в сравнении с которой тождество несовершенно. Но так как, с другой стороны, тождество фиксируется, как абсолютно отделенное от разности, и принимается в этой отделенности за некое существенное, значимое, истинное, то в этих сталкивающихся утверждениях нельзя усмотреть ничего другого, кроме неспособности свести вместе эти две мысли — мысль о том, что тождество, как абстрактное тождество, существенно, и мысль о том, что оно, как таковое, также и несовершенно, — нельзя усмотреть ничего другого, кроме отсутствия сознания о. том отрицательном движении, каковым в этих утверждениях изображается само тождество·. — Или, иначе говоря, поскольку они выражаются так, что тождество есть существенное тождество как отделенность от разности или в отделенности от разности, то это выражение непосредственно представляет собой высказанную истину его (тождества), а именно, что оно состоит в том, чтобы быть отделенностью как таковой, или иметь бытие

{486}

по существу в отделенности, т. е., что оно есть не нечто самостоятельное (fur sich), а момент отделенности.

Что же касается дальнейшего удостоверения абсолютной истинности предложения о тождестве, то это удостоверение основывается на опыте постольку, поскольку ссылаются на опыт каждого сознания, которое, дескать, как только ему высказывают это предложение — А есть А, дерево есть дерево, — непосредственно соглашается с ним и удовлетворяется тем, что это предложение, как непосредственно ясное само по себе, не нуждается ни в каком другом обосновании и доказательстве.

С одной стороны, эта ссылка на опыт, что-де всякое сознание всегда признает это предложение, есть просто фраза. Ибо этим конечно не хотят сказать, что проделали эксперимент с абстрактным предложением А = А, обращаясь к каждому сознанию. Постольку эта ссылка на действительно произведенный опыт несерьезна, и она есть лишь уверение, что если бы произвели этот опыт, то его результатом оказалось бы всеобщее признание. — Если же оказалось бы, что имеют в виду не абстрактное предложение как таковое, а это предложение в конкретном применении, из которого абстрактное предложение должно еще быть развито, то указанное утверждение о его всеобщности и непосредственности состояло бы в том, что всякое сознание и притом в каждом своем высказывании кладет его в основание или, иначе говоря, что оно скрыто содержится в каждом высказывании. Однако конкретное и применение ведь именно и: состоит в соотношении простого тождественного с некоторым отличным от него многообразием. Выраженное, как предложение, конкретное было бы ближайшим образом синтетическим предложением. Из самого конкретного или· из выражающего его синтетического предложения абстракция могла бы, правда, добыть посредством анализа предложение о тождестве; но на самом деле она не оставила бы опыт таким, каков он есть, а изменила бы его; ибо опыт, наоборот, содержал в себе тождество в единстве с разностью и есть непосредственнее опровержение утверждения, будто абстрактное тождество, как таковое, есть нечто истинное,

{487}

ибо во всяком опыте мы встречаем прямую противоположность этому, а именно, тождество, лишь соединенное с разностью.

Но, с другой стороны, опыт с чистым предложением о тождестве проделывается даже весьма и весьма часто, и в этом опыте достаточно ясно обнаруживается, как смотрят на истину, которую оно в себе содержит. А именно, если например, на вопрос: что такое растение? дают ответ: растение есть растение, то все общество, на котором испытывается истинность такого рода предложения, одновременно и признает ее и столь же единогласно заявляет, что этим ничего не сказано. Если кто-нибудь открывает рот и обещает указать, что такое бог, а затем говорит: бог есть бог, то слушатели оказываются обманутыми в |своих ожиданиях, ибо они надеялись услышать некоторое разнящееся определение; и если это предложение есть абсолютная истина, то нужно сказать, что такая абсолютная болтовня ценится весьма низко; ничто не считается более скучным и несносным, чем беседа, пережевывающая лишь одно и то же, — чем такого рода речь, которая, юднако, якобы есть истина.

При более близком рассмотрении этой скуки, вызываемой такой истиной, мы видим, что начало: «растение есть)), делает приготовления к тому, чтобы что-то сказать, сообщить какое-то дальнейшее определение. Но так как затем лишь повторяется то же самое, то произошло, наоборот, нечто противоположное этим приготовлениям: ничего не было сказано. Такая тождественная речь противоречит, следовательно, самой себе. Тождество, вместо того, чтобы быть в самом себе истиной и абсолютной истиной, есть, поэтому, наоборот, нечто противоположное; вместо того чтобы быть неподвижным простым, оно есть выхождение вне себя к разложению самого себя.