Услышав это, Сара поперхнулась.

— Спасибо.

Баптиста кивнула и направилась к столовой. Сара пошла по коридору, осторожно приближаясь к задней двери. Не рискнуть ли и не попытаться ли выйти из дому?

С тех пор как она подошла к этой двери два дня тому назад, она чувствовала себя в безопасности в стенах дома, словно она — его часть, словно ее обнимает его аура и его душа. Мира же за стенами дома она инстинктивно боялась и не забывала о странной, но весьма ощутимой преграде, возникавшей всякий раз, когда она подходила к наружным стенам слишком близко.

Но ведь дворик окружен высокими стенами, пристроенными к дому, вспомнила она. Простирается ли туда аура дома? Будет ли она там в безопасности?

Она осторожно подошла к двери. На стеклах висели газовые белые занавески. Коснувшись ручки, Сара не ощутила никакого электричества, никакого запрета. Она осторожно открыла дверь.

Снаружи потянуло прохладным мягким ветерком. Сара вышла на галерею. Чем дальше, тем лучше. Она посмотрела на дворик, окруженный высокими кирпичными стенами. Похож и вместе с тем не похож. Стены дворика, виденного ею в XX веке, разрушались, кирпичи были разбиты, многих недоставало. Стены этого дворика крепкие и ровные. Высокие мирты исчезли, а на их месте растет пираканта, усыпанная красными ягодами.

Кухня на том же месте, в западном углу. Из трубы вьется дым, крыша почти новая. На месте заглохшего цветника разбиты аккуратные грядки с цветами и пряными травами, расходящиеся от фонтана. Похоже на английские регулярные сады, подумала Сара. Цветник поражает яркостью: розовые и красные розы, белые и желтые гвоздики и бархатцы, синие и фиолетовые петуньи. Сладкие запахи цветов смешиваются с острыми кисловатыми запахами трав.

Фонтан тоже кажется новее, греческая богиня сверкает в потоках воды. У фонтана Олимпия пьет чай за железным столиком. Старая дева смотрит, как в голубом сиянье утра проносится колибри с темно-красным горлышком, и, судя по всему, не подозревает о присутствии Сары.

— Доброе утро, — окликнула ее молодая женщина, осторожно спускаясь по ступенькам.

Олимпия поставила чашку и обернулась.

— Доброе утро.

— Какой у вас чудесный сад!

— Благодарю; я делаю все, что в моих силах. — Олимпия решила улыбнуться.

— Вы сделали это сами? — недоверчиво спросила Сара. — Какой вы прекрасный садовник! Сад просто очарователен.

— Еще раз благодарю, дорогая, — Олимпия была искренне польщена, — будучи девочкой, я училась в Англии, и тамошние регулярные сады меня восхищали. — Она кивнула на свободный стул. — Не хотите ли чашку чая?

— С удовольствием. — Сара села и взяла чашку, поданную Олимпией.

— Итак, мисс Дженнингс, могу ли я быть чем-либо вам полезной?

— Говоря по правде, да. — Сара отхлебнула прекрасный крепкий чай, поставила чашку и улыбнулась. — Мисс Фонтэн, скажите, не могли бы вы рассказать мне немного о вашей семье, ее историю и все такое? — И заметив, что круглое лицо Олимпии напряглось, а во взгляде появилась подозрительность, добавила: — Видите ли, когда я занимаюсь такой реставрацией, как сейчас, мне важно хорошо разобраться в житейских обстоятельствах художника.

— А-а-а, — кивнула Олимпия, поняв, в чем дело, — наверное, это так.

— Для меня будет очень ценно все, что вы расскажете: каким образом ваша семья поселилась здесь, все, что придет в голову.

Олимпия еще раз кивнула.

— Разумеется, семья Фонтэнов живет в этой стране много десятков лет. Прадед Дэмьена эмигрировал из Франции в начале нашего века. Филип Фонтэн обосновался с семьей в Новом Орлеане. Он стал там весьма преуспевающим торговым агентом. Один из его внуков, отец Дэмьена, купил эту плантацию и перевез сюда семью. Луис приходится мне братом, и когда они с Ленорой обосновались в начале 50-х годов в Меридиане, я переехала к ним помогать с детьми. Их, видите ли, было шестеро — вроде маленькой лесенки. Дэмьен — старший, потом Винси, потом сестры.

— Понятно, — пробормотала Сара. — А где сейчас сестры Дэмьена?

Олимпия вздохнула.

— Я вернусь немного назад. Когда мы только что поселились здесь, мы жили в старом доме у реки. Это был просто коттедж в стиле греческого Возрождения, и для девятерых там было очень тесно. Поэтому Луис решил построить большой дом. — Она улыбнулась. — В характере брата было нечто эксцентрическое: он дружил с Вэлсином Мармильоном, который построил много домов в Сан-Франциско в приходе Иоанна Крестителя. От него Луис и получил проект дома в стиле «пароходной готики».

— Прекрасный дом, — проговорила Сара.

— Благодарю вас. — На лице у Олимпии появилось горестное выражение. — Во всяком случае, когда дом был почти готов, в округе разразилась эпидемия желтой лихорадки, и, к несчастью, все четыре маленькие дочери Луиса и его обожаемая Ленора заболели и умерли.

— Какой ужас!

— Да, такая трагедия, — согласилась Олимпия. Она вынула из кармана кружевной носовой платок и крутила его в пальцах. Она была счастлива, заполучив отзывчивого слушателя. — С тех пор Луис очень переменился. Коттедж у реки он сжег. Никогда не забуду этого зрелища — он стоит и смотрит на пламя, а по лицу бегут слезы. Мы переехали в новый дом, но это был грустный день. К тому времени Луис был совершенно сломленным, ушедшим в свое горе человеком. Спустя год однажды ночью он тихо умер во сне.