— Нету такого закона, товарищ сержант! — завопил Глазунов, свернувшись клубочком и прикрывая лицо локтем.

— Есть, тварь! Лопату в руки! Быстро! — рявкнул сержант и сделал шаг назад, освободив ладонь Глазунова.

Тот, всхлипывая и вытирая кровавые сопельки, дрожащей рукой достал лопатку и стал ковырять землю.

— Интенсивнее, урод! — опять рявкнул сержант и скинул автомат с плеча.

Глазунов стал рыть с такой скоростью, что ему бы позавидовала бы землеройная машина.

— Еще раз услышу про твой воровской закон, с моим воинским познакомишься. Понял!

— Понял, гражданин сержант… Ой!

Пономарев схватил зечонка за ухо:

— Не слышу!

— Да понял я, — сквозь слезы крикнул Глазунов. — Ну больно, гражданин…

— Отвечать по уставу!

— Да, товарищ сержант! Я понял!

— Копай, свинья…

Сержант подмигнул ефрейтору и отправился дальше. Потом вдруг остановился, повернулся к Глазунову и спросил:

— А в разведку почему хочешь?

— КОтлы, говорят, у немцев дюже богатые, товарищ сержант. Подняться можно на кОтлах-то… — подобострастно поднялся тот.

— КОтлы? — не понял Пономарев.

— Ну, часы…

— Шакал, — сплюнул замкомвзвода и пошел дальше, проверять другие отделения.

Отойти он не успел. Его догнал Воробченко.

— Ты это… Сержант… Осторожнее… Я эту публику знавывал….

— Слушай меня, Воробченко! — Пономарев схватил ефрейтора за ремень. — Здесь не зона. Здесь Красная Армия. Рабоче-крестьянская, напоминаю. А не воровская. Так что будет так, как я сказал! Понятно?

— Это-то понятно… Я балакаю, эти обид не прощают, мотри… Исподтишка пырнет ножичком…

— Мотри, мотри… — передразнил ефрейтора Пономарев. — Сам за своим отделением «мотри». И запомни — такие гниды силы боятся.

И зашагал по траншее, сопровождаемый дальним стуком пулеметных очередей и глухими взрывами.

Кондрашов вернулся почти под утро, когда его взвод уже мирно дрых в землянках. Боевое охранение сторожило сон метрах в тридцати от передней линии окопов. Как ни жалко было будить сержанта и командиров отделений — но пришлось. Где-то там в штабах решили, что пополнение не должно отсиживаться в окопах. Надо расширить горловину прорыва. Рота Смехова должна была выбить немцев из четвертого эстонского поселка и выйти на железную дорогу в районе Апраксина. Взвод Кондрашова идет с левого фланга — между старой дорогой и речкой Черной. Соседи слева идут на высоты за речкой. Справа — атакуют по полю. Прорвавшись к железной дороге — закрепиться и ждать подкрепления.

— Все понятно, товарищи командиры? — устало сказал лейтенант, то и дело протирая красные глаза.

— Чего тут не понятнее, — пожал плечами Пономарев. — Идем и убиваем немцев.

— Атака назначена на шесть утра. Немцы тут нас не ждут. Основные их силы на острие нашего прорыва. Если мы… — Кондрашов замялся и поправился. — Когда мы железку оседлаем, они не смогут перебрасывать резервы по ней. Задача нашего взвода — во время артподготовки вдоль речки подобраться к позициям немцев и ударить в штыки. Все понятно?

— Да ежу понятно, товарищ лейтенант. Поспите пока, часика полтора, — снова сказал сержант Пономарев. — Мы тут сами пока справимся. И блиндажик ваш готов.

Кондрашов согласился. И почапал в свою земляночку, где, рухнув на нары, уснул не раздеваясь. Ему ничего не снилось. Устал очень за этот дикий день. Проснулся он, как показалось, через минуту. Его потряс за плечо Пономарев:

— Ну, слава Богу, — улыбнулся сержант. — Я уж вас минут пять бужу, а вы не просыпаетесь! Думаю, как же без лейтенанта Ленинград освобождать! А тут вы и просыпаетесь!

Кондрашов спустил ноги на пол, поискал сапоги на полу. Не нашел. Обнаружил их на ногах.

— Час который? — хрипло сказал он.

— Половина шестого, товарищ лейтенант.

— Иди во взвод…

Пономарев кивнул и вышел.

Вслед за ним вышел и лейтенант под серое утреннее небо, поднял лицо под мерно падающий дождь. Потом вернулся в землянку, развязал вещмешок, достал баночку зубного порошка и щетку. Снова вышел. Смочил щетку водой, стекающей с крыши блиндажика, макнул ее в порошок и стал чистить зубы, время от времени сплевывая под ноги.

Потом поймал удивленный взгляд какого-то бойца. Сплюнул еще раз и вспомнил, как того зовут:

— Рядовой Сергеенок!

— Я, товарищ командир взвода!

— Зубы чистил? — сплюнул Кондрашов еще раз.

— Так война же… — растерянно сказал Сергеенок.

— Сергеенок… Мы к вечеру в Берлине будем, а у тебя зубы не чищены! Позор!

— Я… Сейчас я, почищу…

Сергеенок засуетился, доставая свои мыльно-рыльные принадлежности.

А лейтенант набрал воды в ладони и с наслаждением умылся, подумав: «Эх… В душ бы сейчас не мешало…»