— Что?

— Вари, вари!

От этой манной каши калорий хватает ровно настолько, чтобы ей в сортир сходить. Хорошо, что я вчера «Губернаторскую» гречку не сожрал. Достаю ее. Открываю. И ем ложковилкой. Трофейной. Копаной немецкой ложковилкой. Если я вам когда-нибудь буду рассказывать, что нашел ее воткнутой в глазницу немецкого черепа — не верьте. Это я так пугаю несведущих. На самом деле, мне ее подарила Мать. И вообще. Она не немецкая, а финская. Ложковилка, а не Мать.

Ем и давлюсь. Давлюсь, потому что не могу есть с утра. В обычной жизни я нездоровым образом жизни занимаюсь. До обеда только кофе и сигареты. Но сейчас ем. Потому что нужны калории. Нужно топливо. Так что я, в общем-то, не ем. Так. Дрова в печку закидываю. Главное, чтобы оно было калорийное.

Вот на завтрак и получилось. Банка гречки с прожилками мяса. Пара стаканов очень сладкого кофе. Полбуханки хлеба с горчицей. Пятьдесят граммов водки в кофе.

Пока жрал — все проснулись.

А пока ждал Мать — проголодался снова. Она могла бы выиграть чемпионат в поддавки по скорости собирания. В смысле, пока собирается — можно сбегать до китайской границы, покурить там с пограничниками и вернуться обратно. За все это время она сумеет переложить из одной сумочки в другую «очень важную» хренотень. Причем эта самая хренотень так никому и не пригодится потом. Но на всякий случай…

Бабы, чо!

В общем, вышли мы в лес только в десять утра. Сразу после того, как детей отправили в Питер.

— Лех, давай не далеко? — говорит Ритка.

Я согласен:

— Спина?

— Ага. Сил уже нет.

— Стареем, — почему-то в один голос говорим мы и смеемся.

Да. Мы начали поисковую работу пятнадцать лет назад. Только об этом никому не говорим. Да не любим, когда нас поздравляют с юбилеями.

А вот друг с другом разговариваем. Жалуемся друг другу. Вот уже наколенники Ритка носит, чтобы на сырой земле своими костями не стоять. Я — пока! — нет. Вот поэтому я против девок в Поиске. Жалею их. Жалею и ругаюсь. И на Ритку ругаюсь. Только бесполезно. Она упертая. Еще хуже меня.

Ходим там же, где я вчера. Только ближе к речке. Это около двух километров от лагеря.

— Позавчера здесь бойца подняли, — Ритка махнула щупом в сторону свежего, еще белого, креста.

— Представляешь? Парни мои возвращались домой. Сели передохнуть. Сидят, в «Города» играют. Один щупом ткнул и в косточку попал.

Я киваю. Бывает. Вона, Леха Винокуров тогда на щуп медальон поднял… Давно это было…

Постояли около холмика.

— Без?

— Пустой.

Это мы о медальоне.

Медальон — главная цель поисковика. Медальон — смысл нашего существования здесь. Медальон — мечта. Медальон…

Как мало их, как мало.

— Рит, давай еще пройдемся вокруг.

И мы начинаем щупами еще раз протыкивать землю вокруг холмика. Машинально. На автомате. Ничего.

Крест стоит на самом обрыве. Внизу пойма. Оттуда пару дней назад ушла вода. Спускаемся в пойму. Снова ищем.

Как обычно — одно железо. Осколки, гильзы. И камни, камни, камни.

И Ритка:

— Дед, посмотри, чего тут?

Ритка держит щуп. Я встаю на колени. Разрываю землю ножом. Потом лезу в раскоп рукой. Что-то острое по краю. Не железо. Плоское. Не камень. Не упругое. Не дерево.

Кость.

— Держи, Мать!

Она разглядывает красноватую, странноугольную — будто обрубленную — плашку в руках.

— Череп.

Да. Кусок черепа. Красно-коричневого цвета. Один из краев обломан неровными краями. Другие ровно зазубрены по швам.

Ну, вот и первый боец в этом году. Нашла его Рита. Начал поднимать я. Да какая, в сущности, разница?

— Мать, мать. Еж на связи. Прием! — вдруг забубнила рация в кармане Риткиной разгрузки.

— Иди-ко, встречай Ежину, — ворчу я.

Немного пикируемся. По привычке.

Но так и порешили. Она уходит. Я поработаю. Бойца нельзя оставлять тут одного. Если уж он нас нашел. Если он захотел, чтобы мы его нашли… Нельзя оставлять.

Обматерил Ритку и отправил ее в лагерь. Сам остался копать. Она тоже не могла уходить. Обычно так и бывает. Не важно — день, вечер, обед, ужин — пока не поднимешь бойца — не уходишь.

Я опять один. И снимаю землю сантиметрами.

Хорошо, что здесь место сухое. Прямо на склоне обрыва к пойме.

И, бляха муха, опять пусто!

Ничего! Только кусок человеческого черепа и осколки железа.

И проклятые корни. Разрубаю их лопаткой, раздираю плоть земли ножом. Вкапываюсь под корни. Пусто. Иногда корни растаскивают кости по сторонам. Мой раскоп уже идет примерно три на три метра по площади и сантиметров пятьдесят в глубину. Все равно пусто. Ничего нет. Пуля вот нашлась. Злой как черт кидаю ее в реку.