— Очень больно?

— Нет, магева, не больно, — улыбнулся эльф, и я было собралась восхититься его стойкостью, мужественностью, самоотверженностью и иными достоинствами той же категории, когда обратила внимание на затуманенные глаза Аглаэля, а потом и на кое-что еще, пониже, весьма убедительно доказывающее, что парень испытывает совершенно определенные чувства, но это не боль. Что за хрень? Я чуть опустила нож и, нахмурившись, ошарашенно пробормотала:

— Ну ни фига себе, Аглаэль, тебе что, нравится, когда режут по живому? «Целую. Уезжаю. Крыша»?

Краска смущения залила лицо эльфа, признание сорвалось с дивных уст:

— Да, прости, магева, мне следовало сказать тебе сразу, чтобы не волновать, но я страшился отказа… Моя мать родом из темных эльфов, это был династический брак. Наши ветви похожи внешне, совпадают многие обычаи, но личные пристрастия бывают весьма различны…

— Да ладно, чего уж там. — Уяснив, о чем, собственно, идет речь, я почти успокоилась. Ура! Никакого помутнения рассудка под воздействием моих чар князя не постигло, он всегда был таким, скажем тактично, особенным. Ну, мазохист так мазохист, что теперь, его лишать титула и отправлять в бессрочную ссылку? У каждого из нас дури в голове предостаточно, так что надо быть терпимее, и к тебе потянутся люди. Так сказать, пусть бросит камень тот, кто без греха. — Ты не виноват в своей наследственности. Да и пороть тебя, чтобы выбить дурь, я так понимаю, бесполезно.

В ответ на мою цитатку из анекдота Аглаэль облегченно улыбнулся и стеснительно заметил:

— Мой народ свободен в выборе своих предпочтений и уважает чужие, но я слышал, люди ведут себя иначе.

— Ты вообще о людях много вредного наслушался! Общественная мораль гласно порицает не подпадающих под стандартную мерку и временами даже преследует их. Только все равно каждый делает то, что ему хочется, пусть и тайком от других, а если не делает, опасаясь разоблачения, то мечтает, — пожала я плечами. — Вот в город прибудете, можешь посетить какой-нибудь тамошний бордель и убедиться на практике. А что до меня, так я считаю, твои вкусы в постели — твое личное дело, а мое дело — закончить заклятие. Это даже хорошо, что ты особенный, мне не так стыдно будет делать тебе больно, наслаждайся, князь! — Я небрежно потрепала его по плечу, рассмеялась и продолжила «рисование». Теперь, когда не волновалась за Аглаэля, дело пошло куда быстрее и рунный рисунок вскоре был готов. Я отодвинулась, чтобы полюбоваться на дело своего ножа, и нашла заклинание весьма красивым. На удивление ровные, для моей обычной косорукости (неужто натренировалась?) знаки покрывали район солнечного сплетения князя и были полны не только знатной кровью, но и силой. Есть! Сработало! Да здравствую я!

— Готово! — провозгласила, воздевая нож к потолку шатра, будто флаг.

Аглаэль аккуратно, но без опасливого священного трепета, с каковым относились бы к своему израненному телу многие из знакомых мне и с виду весьма мужественных парней, промокнул кровь рубашкой и сел. Из порезов больше не пролилось ни капли. Вслушавшись в себя, князь заметил:

— Я ощущаю силу начертанных знаков.

— Ну еще бы, это очень старинные и могущественные знаки, — согласилась я. — К тому же ты нисколько не противился их нанесению, скорее уж принимал с такой охотой, — тут князь снова немного порозовел и бросил на меня кокетливый, очень мужской взгляд, — что они быстро пришли в рабочее состояние.

— Благодарю, магева. — Аглаэль взял мою руку в свои и поцеловал вовсе не там, где принято было в старые времена у нашенских дворян, а в центр ладони. — Но я все еще не знаю, как наградить тебя за помощь.

— Утро вечера мудренее, — ответила ему, — что-нибудь непременно сообразится до нашего отъезда.

— Разве вы не отправитесь в Патер с нами? — удивился и огорчился князь, неохотно выпустив мою ладонь.

— Нет, для создания слухов и мифов очень важно, чтобы первоисточник находился как можно дальше от эпицентра их распространения, — авторитетно пояснила я, словно каждый день выдумывала какую-нибудь легенду.

— Быть по сему, — склонил голову эльф, живописно колыхнув волосами, и мне тут же захотелось остаться с этим очаровательным мужчиной и изведать все, что он предлагал мне глазами, пожатием руки, теплом изящного тела. Но минута искушения быстро миновала. Для полного счастья мне еще с князем-эльфом спутаться не хватало, нет, не буду я завязывать такие узелки на память. Кто знает, смогу ли потом развязать, не сгинув, как мошка в паутине?

Распрощавшись с Аглаэлем, я побрела по укладывающемуся на ночлег лагерю эльфов к шатру, где приютили на эту ночь нас с Лаксом. Хорошо, что один из охранников князя составил мне компанию, в звездности подступающей тьмы я плутала бы долго, будоража спящих и наступая на тех, кто не успел вовремя выбраться из-под моих ног.

Лакс, между прочим, еще и не думал ложиться. Рыжий вор сидел в шатре, на земле тускло поблескивали серебряные монетки, рядом валялся опустевший кошель. Пальцы парня пропускали тонкие звенящие струйки, пересыпая их из горсти в горсть. Нет, Лакс не считал деньги, он, скорее, использовал их как четки, думая о чем-то своем. Фаля я, войдя в шатер, не увидела: либо где-то жадно лопал обещанные груды пастилы, либо дрых без задних ног, зарывшись в подушку или одеяло. Я уже успела убедиться, что по части искусства витья удобных нор на ночь сильф не знает себе равных.

— Привет, или, скорее, доброй ночи, приятель! — шепотом поздоровалась. — Ты чего до сих пор не спишь? Стережешь покой Фаля или боишься очередного покушения?

— Привет! — Лакс кивнул мне, потом сноровисто пересыпал деньги в кошель и, завязав его, заметил: — Ты весьма удачно сплавила цепь эльфам. Конечно, в Патере мы бы за нее больше выручили, но могли и неприятностей на свои шеи огрести. А так и очень хорошие деньги заработали, и благодарность князя. Дивный народ добро помнит куда дольше, чем люди.