Горький Максим
Шрифт:
До Пушкина литература — светская забава, литератор в лучшем случае — придворный, как Дмитриев, Державин, Жуковский, или мелкий чиновник — как Фонвизин, Пнин, Рылеев. Если он придворный — с ним считаются, но покуда он чиновник — его третируют как забавника, как шута.
Вот как изображает Рылеев положение литератора:
Опять под час в прихожей Надутого вельможи (Тогда как он покой На пурпуровом ложе С прелестницей младой Вкушает безмятежно, Её лобзая нежно), С растерзанной душой, С главою преклоненной, Меж челядью златой, И чинно и смиренно Я должен буду ждать Судьбы своей решенья От глупого сужденья, Которое мне дать Из милости рассудит Ленивый полу-царь, Когда его разбудит В полудни секретарь. Для пылкого поэта Как больно, тяжело В триумфе видеть зло, И в шумном вихре света Встречать везде ханжей, Корнетов-дуэлистов, Поэтов-эгоистов Или убийц-судей, Досужих журналистов, Которые тогда, Как вспыхнула война На Юге за свободу, — О срам! о времена! — Поссорились за оду!.. «Пустыня».Николай Полевой: отношение знати к литератору.
Пушкин первый почувствовал, что литература — национальное дело первостепенной важности, что она выше работы в канцеляриях и службы во дворце, он первый поднял звание литератора на высоту до него недосягаемую: в его глазах поэт — выразитель всех чувств и дум народа, он призван понять и изобразить все явления жизни.
В 1819 году, дружа с декабристами, Пушкин пишет на возвращение Александра из-за границы:
Ура! в Россию скачет Кочующий деспот. Спаситель горько плачет, А с ним и весь народ. Мария в хлопотах спасителя стращает: «Не плачь, дитя, не плачь, сударь: Вот бука, бука — русский царь!» — Царь входит и вещает: «Узнай, народ российский, Что знает целый мир: И прусский и австрийский Я сшил себе мундир. О, радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен; Меня газетчик прославлял; Я ел, и пил, и обещал — И делом не измучен. «Узнай ещё в прибавку, Что сделаю потом: Лаврову дам отставку, А Соца — в желтый дом; Закон постановлю на место вам Горголи И людям все права людей По царской милости моей Отдам из доброй воли». От радости в постеле Запрыгало дитя: «Неужто в самом деле? Неужто не шутя?» А мать ему: «бай, бай! закрой свои ты глазки; Пора уснуть бы, наконец, Послушавши, как царь-отец Рассказывает сказки!» «Сказки (Noёl)».В 1826 году, когда Николай возвратил его из ссылки, он говорит царю:
В надежде славы и добра Гляжу вперёд я без боязни: Начало славных дней Петра Мрачили мятежи и казни. Но правдой он привлёк сердца, Но нравы укротил наукой, И был от буйного стрельца Пред ним отличен Долгорукой. Самодержавною рукой Он смело сеял просвещенье, Не презирал страны родной: Он знал её предназначенье. То академик, то герой, То мореплаватель, то плотник, Он всеобъемлющей душой На троне вечный был работник. Семейным сходством будь же горд, Во всём будь пращуру подобен: Как он, неутомим и твёрд, И памятью, как он, незлобен. «Стансы».Но когда его упрекнули в лести за эти стихи, он отвечает:
Нет, я не льстец, когда царю Хвалу свободную слагаю: Я смело чувства выражаю, Языком сердца говорю… «Друзьям».В ноябре 1823 года в Испании был казнён революционер Риего Нуньец; сообщая об этом царю, граф Воронцов сказал: «Какая счастливая новость, ваше величество!»
Пушкин немедленно откликнулся:
Сказали раз царю, что наконец Мятежный вождь Риего был удавлен. «Я очень рад», сказал усердный льстец: «От одного мерзавца мир избавлен!» Все смолкнули, все потупили взор: Всех удивил нежданный приговор. Риего был, конечно, очень грешен, — Согласен я, — но он за то повешен; Пристойно ли, скажите, сгоряча Ругаться этак нам над жертвой палача? Сам государь такого доброхотства Не захотел своей улыбкой ободрить, Льстецы, льстецы! Старайтесь сохранить И в самой подлости оттенок благородства!и заклеймил Воронцова таким четверостишием:
Полу-милорд, полу-купец, Полу-мудрец, полу-невежда, Полу-подлец, — но есть надежда, Что будет полным наконец.И в том же самом 1826 году, когда он советовал Николаю:
Во всём будь пращуру подобен…он, присмотревшись к порядкам нового царствования, характеризует его так:
Встарь Голицын мудрость весил, Гурьев грабил весь народ, Аракчеев куролесил, Царь же ездил на развод. Ныне Ливен мудрость весит, Царь же вешает народ, Рыжий Мишка куролесит И попрежнему развод. [1]1
Эпиграмма А.С. Пушкину не принадлежит. Ранее приписывалась А.С. Пушкину, была включена в сборник, изд. Р. Вагнера, Берлин, 1861, по которому цитировал М. Горький — прим. ред.
А в 1827 году посылает в Сибирь друзьям строки, полные надежды:
Во глубине сибирских руд Храните гордое терпенье! Не пропадёт ваш скорбный труд И дум высокое стремленье. Несчастью верная сестра — Надежда в мрачном подземелье Разбудит бодрость и веселье, Прийдёт желанная пора: Любовь и дружество до вас Дойдут сквозь мрачные затворы, Как в ваши каторжные норы Доходит мой свободный глас. Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут — и свобода Вас примет радостно у входа, И братья меч вам отдадут. «В Сибирь (Декабристам)».Декабристы устами князя Одоевского ответили ему:
Струн вещих пламенные звуки До слуха нашего дошли! К мечам рванулись наши руки, Но лишь оковы обрели. Но будь спокоен, бард: цепями, Своей судьбой гордимся мы И за затворами тюрьмы В душе смеёмся над царями. Наш скорбный труд не пропадёт: Из искры возгорится пламя — И православный наш народ Сберётся под святое знамя. Мечи скуём мы из цепей И вновь зажжём огонь свободы, И с нею грянем на царей — И радостно вздохнут народы.Он — дворянин; но когда вышла в свет «История» Карамзина, Пушкин великолепно пригвоздил её своим стихом:
На плаху истину влача, Он доказал нам без пристрастья Необходимость палача И прелесть самовластья. [2]Он пишет:
В России нет закона: В России столб стоит, К столбу закон прибит, А на столбе корона. [3]2
Принадлежность эпиграммы А.С. Пушкину не доказана. — ред.
3
Эпиграмма А.С. Пушкину не принадлежит. Ранее приписывалась А.С. Пушкину, была включена в сборник, изд. Р. Вагнера, Берлин, 1861, по которому цитировал М. Горький — прим. ред.