— У нас начнутся долгие разговоры, вам, наверное, будет не интересно, — сказал Гвидонов.

— Мне интересно все, — не согласился Матвей Иванович, — но раз так нужно, я вас покидаю. Здесь есть комната для допросов, располагайтесь, чувствуйте себя, как дома… Я похлопочу насчет ужина. Вы какой алкоголь предпочитаете?

— Никакой, — ответил Гвидонов, — я на работе.

— Ну и правильно… Но чем-нибудь вкусненьким я вас, все-таки побалую, — не обессудьте… У меня повар, — закачаешься.

Комната для допросов напоминала о временах инквизиции. Кроме дубового стола и таких же неподъемных стульев, здесь примостилась самая настоящая дыба и натуральная гильотина. Смех, и грех…

Матвей Иванович, должно быть, уже отдал распоряжения насчет ужина, и теперь удобно расположился в каком-нибудь царском кресле у своей воспроизводящей аппаратуры, чтобы быть в курсе и не задавать, в случае чего, лишних вопросов, — так что пора было начинать…

Это были тягучие, навевающие смертельную скуку, разговоры с насмерть перепуганными людьми, совсем недавно и не помышлявшими, что могут когда-нибудь оказаться в подобном положении. Но, как говориться, — от тюрьмы и от сумы…

Заточенные в подземелье были облачены в полосатую одежду приговоренных к смерти, на шее каждого было замкнутое на ключ кольцо, от которого начинались цепи, проходящие через руки, которые были тоже скованы кольцами, и заканчивающиеся на щиколотках ног, тоже на кольцах.

Они подобострастно ловили каждое слово Гвидонова и каждый его взор. Они настолько ничего не соображали, что если бы Гвидонов намекнул, что они марсианские шпионы, они с радостью подписались бы и под этим, — без всякой дыбы и гильотины.

Но Гвидонову нужно было другое… В связи с новыми, возникшими неожиданно обстоятельствами по этому делу…

Так что Матвей Иванович закимарил, — скорее всего, не снимая своих наушников.

Потому что Гвидонов изо всех сил нажимал на формальности. Которые исходили из педантичности, с которой он строил допрос. Говорил он не спеша, делал паузы, по нескольку раз переспрашивал одно и тоже. Узнав что-то, через какое-то время возвращался к этому же, словно за несколько минут успел основательно подзабыть, о чем у них только что шла речь.

В общем, старался по полной программе. Потому что было — не до шуток.

За последний месяц, кто только не побывал на охраняемой территории. Не объект получался особой важности, а проходной двор: жестянщики правили крышу, садовник несколько раз копался в насаждениях, каждый раз по полному рабочему дню, две уборщицы, — одна постоянная, и, когда та приболела, три дня подряд убиралась временная, сантехник, мастер по холодильникам, косметолог, парикмахер, агент от провайдера что-то регулировал с Интернетом… Не лечебное учреждение закрытого типа, а вокзал.

— Мы знали, что нельзя, — говорили Гвидонову охранники, — но Николай Федорович, — гипнотизер… Он внушал посторонним, чтобы они ничего не помнили. Они, на самом деле, ничего не помнили, мы проверяли… Приезжали, что-то делали на общей территории, — больше ничего не помнили.

— Есть ли гарантия, — ровно и скучно спрашивал дальше Гвидонов, — что он не внушил чего-нибудь вам?.. Тоже чего-нибудь не помнить?

Не было, не было такой гарантии…

Пострадавшие хватались за соломинку, им даже подсказывать ничего не нужно было, — они топили своего главного врача, как только могли… В их, искаженном подземельной сыростью, воображении, возникал злобный монстр, поломавший их судьбы, при помощи таинственного воздействия на их психику, необъясненного еще никем, загадочного дара внушения, — и они мстили, как могли. Любую безобидную мелочь в поведении главного врача, они превращали теперь в неоспоримое доказательство его чудовищных, порожденных запредельным коварством и жадностью, намерений.

Гвидонов старался, — он уходил от этой темы, как только мог, чтобы поболтать немного о другом, но ничего другого в умах его визави теперь не оставалось, — они докопались до центра зла…

Кинематографисты, на заре своего становления, весьма умело подметили особенность человеческого внимания, — держать его в напряжении можно не больше трех часов. Еще лучше, часа два, — это золотая середина.

За три с половиной часа Гвидонов поговорил с четверыми узниками, — этого было достаточно, он вполне заработал себе питательный и вкусный ужин.

За столом собралась небольшая компания: Матвей Иванович, его сестра, его жена, его начальник «отдела кадров», и Мэри.

Трапеза напоминала священнодействие, до того было тихо за столом и торжественно.

— Сейчас вы, уважаемый Владимир Ильич, попробуете то, чего не ели никогда в жизни, — сказал Матвей Иванович, и все посмотрели на Гвидонова, завидуя тому, что он впервые испытает нечто, что они, должно быть, не раз уже испытывали.

По тону хозяина Гвидонов догадался, допрос прошел удачно, Матвей Иванович в высшей степени доволен его работой. Значит, и отведать предстоит нечто совершенно необыкновенное.