Однако следует подчеркнуть, что масеуаллииз Мехико, Тескоко или Тлакопана — гражданин одного из трех городов конфедерации, стоявшей во главе империи, — принадлежал к привилегированной категории по сравнению с жителями покоренных городов, а тем более сельской местности. Хотя он платил подать, эти поборы ему в значительной мере компенсировали при раздаче продуктов и одежды за счет дани, поступающей из провинций, — это очень похоже на зерновой налог у римлян. Занимая определенное место в структуре общества, он получал свою выгоду от системы, превратившей его племя в доминирующую нацию. Эту выгоду оплачивали жители провинций. Что до крестьян, то они-то и были настоящими простолюдинами с грубым языком и неотесанными манерами — их труд требовался всегда, а урожай они никогда не получали полностью. На них общественное здание давило всем своим весом. Однако свободное население, что в городе, что в деревнях, обладало хоть и скромным, но достойным статусом, который не лишал будущего тех людей, которые могли возвыситься над общей судьбой благодаря личным качествам или удачному стечению обстоятельств. Никто не мог лишить масеуаллиземель, которые он обрабатывал, или изгнать его из кальпулли, разве что в виде кары за серьезные проступки или преступления. Если не считать природных катастроф или войн, он не подвергался риску умереть от голода, разлучиться со своей общественной средой, соседями, богами.

Что же до шансов на успех и возвышение, то мы видели, что их было довольно много: военная карьера или жречество (хотя туда пробиться было посложнее) открывали путь к самым высоким должностям. А в тени влиятельных особ было множество менее блестящих, но почетных и, вероятно, прибыльных должностей — судебные приставы и исполнители, гонцы, мелкие чиновники всякого рода. Наконец, жизнь простолюдина могла преобразить милость правителя или благородной женщины. Такое случилось в правление Мотекусомы II с одним садовником из пригорода Мехико по имени Шочитлакоцин. Хоть и будучи простолюдином, он имел дерзость возразить императору, и тот, покоренный его прямотой, сделал его вельможей, говоря, что «относится к нему, как к родственнику». Чимальпаин рассказывает, что дочь императора Ицкоатля влюбилась в масеуальцинтли(маленького простолюдина) из Атотонилько; она вышла за него замуж, и благодаря этому царскому браку он стал господином своей деревни. Все это значит, что между сословиями не было непреодолимых преград; жизнь самого распоследнего простолюдина не была беспросветной.

Между свободными общинниками и сословием рабов находилась еще одна категория — безземельные крестьяне. Обозначающее их слово тлальмаитль(буквально «рука земли», то есть «сельская рабочая сила») переводят как «сельскохозяйственный рабочий, поденщик». Довольно трудно объяснить, каким образом могла сложиться эта общественная категория, поскольку любой член племени имел право на участок возделываемой земли. Возможно, безземельные крестьяне были теми, кого мы сегодня назвали бы «перемещенными лицами», жертвами войн и государственных переворотов, происходивших в центрально-мексиканских городах на протяжении двух-трех последних столетий. Покинув свое племя, они были вынуждены предложить свои услуги мешиканскому сановнику, снабдившему их наделом. Возможно также, что, когда обрабатываемые земли, отнятые у покоренных городов, распределялись между ацтекскими господами, некоторые семьи так и оставались на них.

Как бы то ни было, тлальмаитльживет вместе с семьей на земле, которую ему предоставили, и остается к ней прикреплен, если пользование поместьем переходит к наследникам. В уплату за землю, которую он обрабатывает для себя самого, он поставляет «воду и лес», трудится по хозяйству и платит подать — либо отдавая часть урожая, либо обрабатывая другой надел для сановника, которому подчиняется. То есть здесь речь идет об испольщине или об аренде земли. Тлальмаитль— не гражданин, как масеуалли.Он не имеет прав гражданина, но и не исполняет его обязанностей. Он не платит налога, не выходит на общественные работы, то есть ничего не должен ни городу, ни кальпулли.В целом, он зависит лишь от человека, который предоставил ему землю. Однако есть две черты, которые приближают его положение к статусу простолюдина: во-первых, он несет (важное исключение) воинскую повинность; во-вторых, с судебной точки зрения, он находится в юрисдикции ацтекского правителя как в гражданских, так и в уголовных делах. Таким образом, он не передан совершенно в частную собственность. Это всё еще свободный человек.

Рабы

Ниже всех, на самом дне общества, находились те, кого мы, за неимением более точного слова, называем рабами — «тлатлакотин» (в единственном числе «тлакотли»). Ни граждане, ни подданные, они принадлежат хозяину, как вещь. Эта черта сближает их положение с нашим понятием рабства — что в античных городах, что в более поздних государствах вплоть до недавней эпохи. Но мексиканское рабство во многом разнится с классическим. «Способ, каким людей обращают в рабов, у уроженцев Новой Испании совершенно иной, нежели у европейских народов, — писал отец Мотолинья. — Мне даже сдается, что те, кого (в Мексике) называют рабами, не соответствуют многочисленным условиям, определяющим положение собственно раба». Когда испанцы после завоевания ввели в Мексике рабство на европейский манер, несчастные индейцы, заклейменные каленым железом, брошенные в шахты, подвергнутые более грубому обращению, чем животные, еще пожалели об участи старых рабов. Они ничего не выиграли от замены.

Каковы же отличительные черты положения раба в Мехико в начале XVI века? Во-первых, он работает на другого человека — либо как сельскохозяйственный рабочий, либо как домашний слуга, либо как носильщик в торговых караванах. Женщины-рабыни прядут, ткут, шьют или чинят одежду в доме своего хозяина и зачастую входят в число его наложниц. Тлакотлине получает платы за труды, но ему дают кров, еду, одежду, как обычному гражданину. «Они обходились со своими рабами почти так же, как с собственными детьми», — говорит Мотолинья. Есть примеры рабов, которые, став мажордомами, управляли обширными поместьями и командовали свободными людьми.

Более того (и здесь мы полностью выходим за рамки рабства на европейский манер), тлатлакотинмогли обладать имуществом, накопить кое-какие сбережения, приобретать земли, дома и даже рабов себе в услужение. Ничто не препятствовало браку между рабами и свободными гражданами. Раб мог жениться на свободной женщине; очень часто вдова выходила замуж за одного из своих рабов, который, таким образом, становился главой семьи. Все дети рождались свободными, включая тех, оба родителя которых были рабами. Положение раба не предполагало никакого стигмата, передаваемого по наследству: император Ицкоатль, один из величайших правителей в истории Мексики, был сыном тлатоаниАкамапичтли и рабыни.

Впрочем, положение раба не было окончательным. Многие освобождались по завещанию после смерти своего хозяина; другие получали свободу от императора или одного из союзных правителей, которые устраивали массовые освобождения, как, например, Мотекусома II и Несауальпилли. Любой раб, которого собирались продать, мог попытаться обрести свободу: если он убегал с рынка, никто, даже его собственный хозяин, не имел права преградить ему дорогу под страхом самим попасть в рабство; если рабу удавалось войти в ворота дворца, священное присутствие правителя тотчас освобождало его ото всяких обязательств и он оказывался свободен ipso facto.