Дверь немедленно поехала в сторону – кто-то толкал ее снаружи. В коридоре стало светлее, но не намного – рассвет еще не набрал силу. Перед ним стоял солдат в серо-зеленой форме. У ноги его, прижав уши, терлась добродушная на вид овчарка. Она тут же начала заливисто лаять, и солдату пришлось дернуть ее за поводок. Собака смолкла и уставилась на Дона веселыми золотистыми глазами, высунув язык и часто дыша.

– Господин…– сказал солдат чуть ли не застенчиво.

– Well… What do you want?

Дон порадовался, что не видит себя самого – заспанного, в мертвенном освещении раннего утра.

– Ш-ш-ш…

Солдат приложил палец к губам, оглянулся через плечо и показал на узкий деревянный ящик, спрятанный под вагоном.

– Ящик фор ю,– заговорщически произнес он, не переставая нервно оглядываться. – Пожалуйста. Ящик, плиз.

Дон не знал, что и сказать. Он ляпнул первое, что пришло ему в голову:

– Do you need help?

Солдат, похоже, понял вопрос, покачал головой и поправил на плече автомат Калашникова. Потом нагнулся, вытащил ящик и взгромоздил его в вагон.

Вконец ошарашенный Дон наблюдал за его действиями, не имея ни малейшего представления, что происходит. Наконец он произнес что-то совсем уж невразумительное:

– Why, thank you.

Русский кивнул. Он по-прежнему нервничал, но медлил.

– А… сэнк ю? За доставку? – спросил он, подмигнув.

Дон быстро пошарил в карманах и извлек несколько купюр – последние остатки сестриных денег – и протянул молодому парню.

Тот широко и приветливо улыбнулся:

– Сэнк ю! Счастливого пути! – И одним движением задвинул дверь.

Только смачный щелчок вошедшей в замок двери заставил Дона понять, что никаких претензий у солдата к нему не было. Единственной целью визита была доставка загадочного ящика.

С помощью Эвы ему удалось втащить посылку в салон, и теперь ящик стоял посреди красного коврового покрытия. Они смотрели друг на друга, не понимая, что все это значит.

Ящик был обхвачен белой пластмассовой лентой с металлическим замком, который, похоже, никто не вскрывал. Они даже предположить не могли, что там внутри, и довольно долго не решались его открыть. Дону теперь повсюду мерещилась взрывчатка.

Наконец он вздохнул, вытащил из тумбочки нож и разрезал пластмассовые стяжки. Потом вставил нож под крышку, приподнял ее, действуя ножом, как рычагом, и отклонился в сторону, подчиняясь настойчивому требованию Эвы – ей тоже хотелось посмотреть.

Но ничего разглядеть не удалось. В ящике было что-то мягкое. Но что именно, понять невозможно – все было завернуто в толстый непрозрачный полиэтилен.

Он начал вскрывать пленку, сантиметр за сантиметром. Эва неодобрительно качала головой, осуждая его легкомыслие. Он разрезал пленку по трем сторонам периметра и откинул в сторону. Под пленкой лежала пуховая полярная куртка из неоново-желтого горетекса.

Дон вытащил куртку и бросил Эве. Под ней оказалась еще одна такая же куртка, а также кипы зимнего белья.

Он доставал комбинезоны, шапки и рукавицы, белье. Живописный ворох на полу салона все рос и рос. В ящике были также ледоруб, пара мощных карманных фонарей и небольшая коробка с инструментами. Отдельно лежал ничем не примечательный сверток, в котором обнаружилась пачка долларовых купюр шокирующе высокого достоинства.

А на самом дне он нашел простенькую, словно украденную из школьного химического кабинета, бунзеновскую горелку с хромированной подставкой, вентилем для регулировки пламени и баллон с пропаном, уже присоединенный к горелке.

Дон вытащил горелку и поставил на пол. И только тогда взгляд его упал на забытый на дне ящика конверт. Там были два более чем профессионально сделанных фальшивых шведских паспорта и короткое письмо, написанное на кость скверным почерком:

Мурманск. Шестьдесят восьмой градус северной широты. Северо-запад России, Кольский полуостров, Заполярье. Город, окруженный пологими, уже покрытыми снегом горами. Огромная гавань открывается в бескрайний северный океан. Широкие пирсы только кое-где освещены редкими фонарями.

Одинокий троллейбус проскрипел мимо длинного ряда обветшалых пятиэтажек и остановился перед фасадом многоэтажного дома. В этот ранний час отель «Руссландия» был совершенно темным, лишь одно окно на десятом этаже то и дело вспыхивало призрачным мерцающим светом.