– El fin del viaje,конечная остановка, – крикнул Агусто Литтон, перекрывая вой ветра. – Мне очень жаль, сеньор Тительман, но ваше путешествие заканчивается именно здесь.

Он жестом подозвал Мойану – тому пришлось приникнуть ухом чуть не к губам Литтона, чтобы выслушать последние наставления. Дон заметил, как медная рябая физиономия разочарованно вытянулись.

– Вы, сеньор Тительман, останетесь вместе с Мойаной наверху. Так сказать, на страже, – крикнул Литтон. – Надеюсь, вы приятно проведете время.

Он взял Эву под руку и увлек за собой. Они подошли к краю пропасти и, не останавливаясь, шагнули в бездну. Дон только что видел их рядом и, наверное, моргнул или зажмурился от холода – когда он вновь открыл глаза, их уже не было.

Южноамериканцы беспокойно загалдели, но смятение продолжалось недолго – один за другим они исчезли в зияющем жерле туннеля.

Дон и Мойана остались одни. По-прежнему вьюжило.

Прошло уже больше часа. Мойане, по-видимому, наскучили его обязанности, и он пошел вокруг отверстия – может, хотел на всякий случай измерить периметр шагами.

Дон сидел у края, время от времени поглядывая в бездну, – каждый раз у него начинала кружиться голова, но удержаться он не мог. Он думал о Нильсе Стриндберге.

Именно эта картина открылась Стриндбергу, Андре и Френкелю тем рождественским днем 1897 года…

Внутренние стены туннеля были словно покрыты лазурно-фиолетовой глазурью, а по стенам, уходя в бездну, змеились вздутые, как вены, искрящиеся жгуты. Удивительно – на стенах не было ни капли влаги, несмотря на чудовищное давление океана. Полое щупальце, уходящее к центру Земли в океане ледяной воды… Дон не понимал, как могли Эва и Литтон остаться в живых после такого падения.

Он услышал приближающиеся шаги. Мойана закончил очередной обход пропасти и склонился над ее сияющей пастью:

– Es un milagro, ?no? Чудо какое-то, правда?

Дон механически кивнул и осторожно подполз поближе к краю, пытаясь понять, что произошло с Эвой и Литтоном. Глянцевые стены уходили вертикально вниз.

Латиноамериканец снял перчатку, присел рядом с Доном на корточки, пощупал край пропасти и вскрикнул – рука его прилипла к стене, словно та была намазана каким-то суперклеем. Перепугавшись, Мойана попытался освободить руку. Это ему удалось, но далеко не с первой попытки – рука отлипла от стены со странным чмокающим звуком.

– Попробуй сам, – прошептал Мойана. Черные глаза его были совершенно круглыми, рябая физиономия посерела.

Дон осторожно прикоснулся к краю. Словно бы какая-то невидимая сила стянула с него варежку. Дон не успел и слова сказать, как та исчезла в пропасти.

Стены, оказывается, были покрыты клейким текучим слоем, напоминающим расплавленное стекло. Странно, что он до сих пор этого не заметил.

Мойана подошел совсем близко к пропасти – он теперь стоял и балансировал на самом краю. В его позе, как показалось Дону, было что-то угрожающее. Дон встал и на всякий случай отошел подальше, чтобы Мойана не смог за него ухватиться.

Южноамериканец поднял ногу в унте, словно намереваясь шагнуть в бездну. Он расставил руки, пытаясь сохранить равновесие под непрекращающимися порывами ветра.

Но в тот самый момент, когда Мойана уже, казалось, принял решение, он вдруг дернулся и судорожно ударил себя по шее.

В первую долю секунды Дону показалось, что парень прихлопнул какое-то насекомое, но почти сразу из-под руки Мойаны хлестнула пульсирующая струя крови. Снег вокруг стал кроваво-красным. Несколько мгновений Мойана пытался удержаться в стоячем положении, но ноги его подогнулись, и он рухнул в пропасть.

Дон повернулся лицом к ветру и вгляделся в темноту, прикрывая глаза от колючего снега. Сначала он решил, что галлюцинирует – лед ожил!

Он двигался на него, как серо-белая волна. Потом из этой волны выкристаллизовались фигуры в зимнем камуфляже… больше он ничего не видел, потому что его швырнули на лед и кто-то упал сверху. Рот его мгновенно оказался забитым снегом, к тому же чей-то локоть уперся в шею, не давая дышать. Он с трудом повернул голову, жадно вдохнул ледяной воздух и закрыл глаза, ожидая худшего.

Когда он в следующий раз поднял веки, увидел в дециметре от своей головы колесо кресла-каталки.

– Дон Тительман, – произнес хорошо знакомый голос. – Вы и в самом деле становитесь утомительным.

Захват немного ослаб, Дон сумел повернуться на спину и увидел обезображенную ожогами физиономию Фатера.

– Признайтесь, вы очень торопились покинуть нас в Вевельсбурге. Но я-то очень хотел с вами встретиться.

Мертвый глаз, живой глаз. Чересчур живой.

– Поднимите его, – распорядился Фатер.