В старых частях города видения встречаются гораздо чаще, чем где бы то ни было, и он не знает точно почему. Конечно, много событий произошло в Дели, кто бы сомневался, — история города уходит корнями в глубокую древность, когда братья Пандава, герои эпической поэмы «Махабхарата», где-то около трех тысяч лет назад основали сказочную столицу, Индрапрастха. Уже к началу Средних веков, насколько он помнит из потрепанного учебника истории, на этом месте возникли и исчезли семь городов Дели, а восьмой город был построен британцами во времена их правления. Девятый по счету Дели, существующий в наши дни, самый многонаселенный. И только для Асима все те прежние древние города Дели по-прежнему живы — хоть они и промелькнули, словно таинственные острова за бортом плывущего корабля, а все равно никуда не делись. Как бы ему хотелось поговорить с кем-нибудь о видениях, посещающих его, но чтобы к нему отнеслись серьезно и помогли понять, какова природа такого странного расстройства и сколько все это будет продолжаться, но по иронии судьбы так уж получается, что единственный благожелательный человек из всех, кого он встретил за все время и который знает по себе, каково это — видеть призраков, живет примерно в 1100 году новой эры, во времена Притхвираджа Чаухана, последнего индусского правителя Дели.

Как-то раз Асим прогуливался вдоль белой колоннады одного из зданий в районе Коннаут Плэйс, когда увидел ее — старую женщину в длинной юбке и огромной шали: она степенной походкой пересекала автомобильную стоянку, тело ее словно летело над дорогой, ноги опускались на невидимую поверхность, не касаясь земли. Она подошла очень близко к Асиму — лицом к лицу — и заметила его. Они оба остановились. Сквозь тусклые полоски света, мерцавшие вокруг женщины, он разглядел темные деревья и туман. Неожиданно в разгар летнего зноя на него вдруг дохнуло свежим запахом дождя. Женщина вытянула вперед руку, но не дотронулась до него.

— Из какой ты эпохи? — спросила она на незнакомом диалекте хинди.

Он не знал, как ответить на этот вопрос и в то же время как справиться с нахлынувшим чувством невероятного восторга. Ведь эта женщина тоже умеет заглядывать через барьеры времени и видеть блики других людей, других эпох. Она сказала, что ее правитель — Притхвирадж Чаухан. Асим сообщил, что живет спустя девятьсот лет после Чаухана. Они поговорили о том, кто что видел: женщина рассказала о войсках, о копьях, изрыгающих огонь, о бледнолицых мужчинах с желтыми бородами, о женщине, которая плакала в железной колеснице. Прежде чем она начала исчезать, Асим успел объяснить некоторые из ее видений. Он рванулся за женщиной, словно желая шагнуть в ее мир, и налетел прямо на колонну. Очутившись на земле, он услышал издевательский смех. Под сводами арки на него глазели двое — чистильщик обуви да еще какой-то тип, жующий бетелевый лист, — они явно веселились, наблюдая за ним.

А однажды он встретил безумного императора Мохаммад Шаха. В тот вечер Асим гулял по Красному форту, стараясь обходить стороной толпы туристов, которые без устали щелкали фотоаппаратами, и ему было особенно тревожно. В воздухе стоял запах дыма от костров — где-то жгли сухие листья. Солнце клонилось к закату, багрянцем освещая стены крепости из красного песчаника, а затем стало темно. Наступила ночь — словно одеялом она накрыла мглой высокие валы, лужайки, по которым он бродил, мерцающую красоту Жемчужной мечети, едва заметные изгибы прежнего русла реки Ямуны, которая некогда протекала под мраморной террасой. Асим увидел человека — тот стоял, перегнувшись через парапет, — на нем был красный шелковый шервани, ожерелья из драгоценных камней украшали грудь по самое горло, тюрбан сверкал бриллиантом. От этого человека исходили запахи вина и розового масла. Еле ворочая языком, он пел песню о ночи, разлучившей его с возлюбленной.

Мохаммад Шах Рангила, начало семнадцатого века, вспомнил Асим. Тот самый император, который больше всего на свете любил музыку, поэзию и вино. Он не желал прислушиваться к предупреждениям о том, что персидский царь с огромной армией идет походом на Дели…

— Послушай, повелитель, — лихорадочно зашептал Асим — а вдруг ему удастся изменить ход истории, — ты должен готовиться к сражению. В противном случае Надир Шах вторгнется в город. Тысячи жителей будут безжалостно убиты его воинами…

Правитель поднял на него глаза, отуманенные вином.

— Уйди прочь, призрак!

Иногда он задерживается на лужайках у Ворот Индии в самом центре современного Дели, покупает у лоточника мороженое и съедает его, сидя у фонтана, построенного Лютиенсом. [47] Любуясь игрой света в брызгах воды, он размышляет о британских завоевателях: всего за каких-то два столетия они довели одну из богатейших и древнейших на земле цивилизаций до жалкой нищеты. Англичане возвели эти сооружения, величественные здания и фонтаны, но даже им пришлось уйти и оставить здесь все это. Правители приходили и уходили, приходили и уходили армии, но город продолжает жить. Порой он видит этих воинов, пеших или конных, различает их бледные лица. Всякий раз он пытается до них докричаться: «Ваши люди обречены. Вы обязательно уйдете отсюда. Ваша империя рухнет». Изредка они смотрят на него, испуганно вздрагивая, и растворяются в воздухе.

Временами у него разыгрывается фантазия и ему начинает казаться, что, может, он и в самом деле каким-то образом повлиял на ход истории. Например, заронил зерно сомнения в душу у какого-нибудь британского офицера относительно вечного процветания Британской империи. Вопреки своим лучшим намерениям, убедил Мохаммад Шаха в обратном, в том, что грядущее нашествие не настоящая угроза, а всего лишь плод одурманенного вином воображения или происки злых духов. Впрочем, и так понятно, что, за исключением императора, все те люди, с которыми он сталкивался время от времени, не имели возможности влиять на историю и что он просто зря обманывается, думая о собственной значимости.

И все же он заставляет себя отмечать наиболее любопытные встречи. Постоянно таскает с собой толстую, слегка потрепанную тетрадь, одна часть которой отведена для записей о встречах с этими пришельцами из других времен. Но иногда из-за того, что видения выглядят слишком отчетливо, он не вполне уверен, принадлежат ли они этому времени или какому-то иному — будь то чье-то лицо, мелькнувшее в толпе, или фигура человека, холодной ночью идущего мимо, кутаясь в шаль. И лишь только некоторые несоответствия — в пространстве или во времени — отличают такие явления от всех остальных людей.