Мы можем жить в этом воображаемом мире, мире наших намерений, благодаря способности мозга предсказывать последствия наших действий. Наш мозг заранее знает, сколько времени потребуется на то или иное движение, как будет выглядеть наша рука по окончании этого движения и что мы должны чувствовать по ходу этого движения. И даже если мы вообще не движемся, мы можем вообразить, что совершаем те или иные действия.

Со времени распространения бихевиоризма психологи стали очень настороженно относиться к воображению. Мы не вполне доверяем субъективным рассказам испытуемых. Мы ищем какого-нибудь объективного подтверждения этим рассказам. И поэтому нас радует возможность продемонстрировать, что, когда человек воображает, что совершает то или иное действие, ему требуется на это столько же времени, сколько уходит на то, чтобы действительно совершить это действие. Нас еще больше радует возможность продемонстрировать, что, когда человек воображает, что совершает какие-то действия, в соответствующих моторных участках мозга наблюдается повышение активности. И нас приводит в полный восторг возможность показать, что совершение воображаемых действий может улучшить нашу способность совершать настоящие, объективные действия.

Гуан Ю и Келли Коул просили одну группу испытуемых тренировать мышцу, управляющую мизинцем (так называемую мышцу гипотенара), в течение четырех недель, по пять сеансов в неделю. Испытуемые другой группы должны были представлять себе, что совершают такие же движения, тоже в течение четырех недель, по пять сеансов в неделю. Те, кто вошел в третью, контрольную группу, не выполняли вообще никаких упражнений. По прошествии пяти недель средняя сила, с которой испытуемые могли надавить на что-то мизинцем, увеличилась на 30% в группе, выполнявшей настоящие упражнения, и на 22 % в группе, выполнявшей мысленные упражнения. При этом в контрольной группе изменение составило всего 2,3%. Это исследование показывает, что мысленные упражнения могут развивать силу почти наравне с настоящими. Как такое может быть?

Мы учимся путем предсказаний. Наш мозг предсказывает, что произойдет, когда мы совершим то или иное действие, и учитывает ошибки в своих предсказаниях, чтобы в следующий раз показать лучший результат. [107] Но если мы ничего не делаем, у нас не будет и результатов, которые можно было бы сравнить с предсказаниями. Не будет и ошибок. Так как же можно чему-то научиться, просто воображая, что совершаешь определенное действие? Обучение в ходе воображаемых тренировок возможно потому, что мозг делает о каждом нашем движении два разных предсказания. Во-первых, он может предсказать, какая именно последовательность команд, посылаемых мышцам, произведет то движение, которое мы хотим совершить. Такое предсказание называют обратной моделью, потому что мозг должен рассуждать в обратном направлении от того, что должно на выходе быть у двигательной системы нашего тела (например, движение пальца), к тому, что должно быть на входе (команды, посылаемые к мышцам пальца). Во-вторых, мозг может предсказать, какое конкретно движение произойдет, если он пошлет ту или иную последовательность команд нашим мышцам. Такое предсказание называют прямой моделью, потому что мозг должен рассуждать в прямом направлении от того, что на входе (команды, посылаемые к мышцам), к тому, что на выходе (движение пальца). Не совершая движений, наш мозг не может проверить, насколько правильным окажется каждое из этих предсказаний. Но нет необходимости совершать движения, чтобы проверить, согласуются ли оба этих предсказания друг с другом. Предсказание прямой модели (какое движение пальца произойдет) должно совпадать с исходной посылкой обратной модели (какое движение мы хотим совершить). Наш мозг может делать эти предсказания и корректировать их, приводя в соответствие друг с другом, не совершая никаких реальных движений. И в результате таких сугубо мысленных упражнений улучшается наша способность совершать реальные действия. [108]

Нам кажется, что двигаться и брать в руки то, что мы хотим взять, довольно легко. Мы привыкли не задумываться об этом. В норме для нашего чувства контроля над собственными действиями характерно слабое осознание подробностей этих действий. Когда мы движемся, мы едва осознаём испытываемые при этом ощущения и редко знаем, какие поправки вносить в свои действия, несмотря на то что эти поправки вносятся постоянно. Но наш мозг, оставаясь на заднем плане, выполняет непростую работу, чтобы дать нам это ощущение легкости.

Пациент I.W. в результате вирусной инфекции полностью потерял чувствительность конечностей, за исключением восприятия температуры и утомления. Ему известно положение своих конечностей только тогда, когда он может их видеть. Люди с подобными повреждениями мозга обычно не двигаются, несмотря на то что по-прежнему могут управлять своими мышцами. Это происходит оттого, что наш мозг нуждается в телесных ощущениях, чтобы контролировать наши движения. Чтобы послать мышцам руки правильные команды, мозг должен знать, где находится наша рука до начала ее движения, и знать, заняла ли она требуемое положение в конце этого движения. У таких людей, как I.W., мозг может узнавать об этом, только полагаясь на зрение.

I.W. – очень необычный человек. После многих лет упражнений и непростой работы он снова научился ходить, хотя он сразу падает, если выключается свет. Он научился брать предметы рукой, если он видит и сам предмет, и свою руку. Только зрение и позволяет ему узнавать, где находится его рука до начала движения, и ему приходится всякий раз смотреть, чтобы убедиться, что она заняла требуемое положение в конце движения. В норме наш мозг совсем не так контролирует наши действия.

Контроль, которого добился I.W. над своими действиями, не осуществляется машинально. Ему все время приходится напряженно думать обо всех своих движениях. В эти движения не вносится никаких автоматических поправок. От начала до конца любого действия ему приходится сознательно управлять каждым движением. Его ощущения сильно отличаются от нашего обычного чувства контроля над своими действиями. Чтобы приблизиться к пониманию того, что он чувствует, лучше всего будет, наверное, вспомнить, как мы заставляем себя двигаться в состоянии крайней усталости. Преодоление каждого дюйма требует приложения неимоверных усилий. Так сам I.W. описывает свои ощущения. Он говорит, что его жизнь – это ежедневный марафон.

Пациентка P.H. страдает шизофренией. Один из самых неприятных симптомов ее болезни – ощущение, что она не контролирует своих действий. "Мои пальцы берут ручку, но это не я управляю ими. Их действия со мной никак не связаны". Психиатры называют это "бредом воздействия", потому что люди с таким синдромом считают, что их действиями управляют какие-то внешние силы. Разумеется, многие из нас тоже могли бы сказать, что наши действия контролирует кто-то другой. Мы можем чувствовать, что делаем что-то по принуждению – по воле правительства или работодателя. В некотором, вполне прямом смысле многие из моих действий контролирует Трест Уэллкома. [109] Но пациентка P.H. ощущает намного более жесткий контроль над своими действиями. Когда она двигает рукой, ей кажется, что это не она, а кто-то другой управляет ее движением.

Ощущения пациентки P.H. сильно отличаются от ощущений пациента I.W. Она может управлять своими движениями, не особенно о них задумываясь. Ее мозг вносит все необходимые поправки, когда она протягивает руку, чтобы что-то взять. Так почему же она говорит, что какие-то внешние силы контролируют ее движения?

В первой половине XX века Карл Ясперс высказал предположение, что многие из ощущений, описываемых психически больными, понять просто невозможно. Патологическая тревога и депрессии – лишь крайние формы состояний, которые каждый из нас испытывал, но ощущение, что наши действия и мысли напрямую контролирует кто-то другой, не похоже ни на что, когда-либо испытанное большинством из нас. Ясперс критически относился к утверждениям о связи между работой мозга и психологическими процессами. Он называл такие утверждения "мозговой мифологией" и считал, что они не помогут нам понять ощущения психически больных людей.