Шрифт:
Статуя
Брось её, Всё кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.Дон Гуан
Я? нет. Я звал тебя и рад, что вижу.Статуя
Дай руку.Дон Гуан
Вот она... о, тяжело Пожатье каменной его десницы! Оставь меня, пусти – пусти мне руку... Я гибну – кончено – о Дона Анна!Проваливаются.
Пир во время чумы (из вильсоновой трагедии: The City of The Plague)
Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.
Молодой человек
Почтенный председатель! я напомню О человеке, очень нам знакомом, О том, чьи шутки, повести смешные, Ответы острые и замечанья, Столь едкие в их важности забавной, Застольную беседу оживляли И разгоняли мрак, который ныне Зараза, гостья наша, насылает На самые блестящие умы. Тому два дня наш общий хохот славил Его рассказы; невозможно быть, Чтоб мы в своём весёлом пированье Забыли Джаксона! Его здесь кресла Стоят пустые, будто ожидая Весельчака – но он ушёл уже В холодные подземные жилища... Хотя красноречивейший язык Не умолкал ещё во прахе гроба; Но много нас ещё живых, и нам Причины нет печалиться. Итак, Я предлагаю выпить в его память С весёлым звоном рюмок, с восклицаньем, Как будто б был он жив.Председатель
Он выбыл первый Из круга нашего. Пускай в молчаньe Мы выпьем в честь его.Молодой человек
Да будет так!Все пьют молча.
Председатель
Твой голос, милая, выводит звуки Родимых песен с диким совершенством; Спой, Мери, нам уныло и протяжно, Чтоб мы потом к веселью обратились Безумнее, как тот, кто от земли Был отлучен каким-нибудь виденьем.Мери
(поёт)
Было время, процветала В мире наша сторона: В воскресение бывала Церковь божия полна; Наших деток в шумной школе Раздавались голоса, И сверкали в светлом поле Серп и быстрая коса. Ныне церковь опустела; Школа глухо заперта; Нива праздно перезрела; Роща тёмная пуста; И селенье, как жилище Погорелое, стоит, — Тихо всё. Одно кладбище Не пустеет, не молчит. Поминутно мёртвых носят, И стенания живых Боязливо бога просят Упокоить души их! Поминутно места надо, И могилы меж собой, Как испуганное стадо, Жмутся тесной чередой! Если ранняя могила Суждена моей весне — Ты, кого я так любила, Чья любовь отрада мне, — Я молю: не приближайся К телу Дженни ты своей, Уст умерших не касайся, Следуй издали за ней. И потом оставь селенье! Уходи куда-нибудь, Где б ты мог души мученье Усладить и отдохнуть. И когда зараза минет, Посети мой бедный прах; А Эдмонда не покинет Дженни даже в небесах!Председатель
Благодарим, задумчивая Мери, Благодарим за жалобную песню! В дни прежние чума такая ж, видно, Холмы и долы ваши посетила, И раздавались жалкие стенанья По берегам потоков и ручьев, Бегущих ныне весело и мирно Сквозь дикий рай твоей земли родной; И мрачный год, в который пало столько Отважных, добрых и прекрасных жертв, Едва оставил память о себе В какой-нибудь простой пастушьей песне, Унылой и приятной... Hет, ничто Так не печалит нас среди веселий, Как томный, сердцем повторённый звук!Мери
О, если б никогда я не певала Вне хижины родителей моих! Они свою любили слушать Мери; Самой себе я, кажется, внимаю, Поющей у родимого порога. Мой голос слаще был в то время: он Был голосом невинности...Луиза
Не в моде Теперь такие песни! Но всё ж есть Ещё простые души: рады таять От женских слёз и слепо верят им. Она уверена, что взор слезливый Её неотразим – а если б то же О смехе думала своём, то, верно, Всё б улыбалась. Вальсингам хвалил Крикливых северных красавиц: вот Она и расстоналась. Ненавижу Волос шотландских этих желтизну.Председатель
Послушайте: я слышу стук колёс!Едет телега, наполненная мёртвыми телами. Негр управляет ею.
Ага! Луизе дурно; в ней, я думал, По языку судя, мужское сердце. Но так-то – нежного слабей жестокий, И страх живёт в душе, страстьми томимой! Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.Мери
Сестра моей печали и позора, Приляг на грудь мою.Луиза
(приходя в чувство)
Ужасный демон Приснился мне: весь чёрный, белоглазый.... Он звал меня в свою тележку. В ней Лежали мёртвые – и лепетали Ужасную, неведомую речь.... Скажите мне: во сне ли это было? Проехала ль телега?Молодой человек
Ну, Луиза, Развеселись – хоть улица вся наша Безмолвное убежище от смерти, Приют пиров, ничем невозмутимых, Но знаешь, эта чёрная телега Имеет право всюду разъезжать. Мы пропускать её должны! Послушай, Ты, Вальсингам: для пресеченья споров И следствий женских обмороков спой Нам песню, вольную, живую песню, Не грустию шотландской вдохновенну, А буйную, вакхическую песнь, Рожденную за чашею кипящей.