Михаил дернул кольцо. Сзади зашуршал шелк, пилот ощутил легкий толчок – это выскочил небольшой вытяжной парашютик. Затем раздался резкий хлопок расправившегося купола и тормозящий падение удар, и Михаил закачался под стропами.

В самолете, который падал камнем вниз, беспорядочно вращаясь, он не сразу узнал свой Як. Спустя несколько секунд раздался взрыв.

Вокруг него на приличном удалении выписал круг Як Ильи. Он покачал крыльями и улетел. Теперь бы приземлиться благополучно, а Илья на аэродроме расскажет, что произошло с Михаилом, и покажет на карте примерное место посадки. В таких случаях высылают полуторку и пару бойцов из БАО для эвакуации летчика.

Приземление оказалось жестким, но Михаил уже имел опыт прыжков. Он сгруппировался, чуть согнул ноги, амортизируя удар. Его завалило набок, купол наполнился воздухом, и пилота поволокло по снежному насту.

Михаил подтянул нижние стропы. Купол опал, и волочение прекратилось. Пилот встал, обтер от снега лицо, вдохнул морозный, пропахший гарью воздух и вдруг улыбнулся. А все-таки жить – чертовски хорошо! Это начинаешь понимать после смертельно опасных передряг.

В высоте, вдали, еще продолжался воздушный бой: доносились едва слышные пушечные очереди, кувыркались, поблескивая фонарями кабин, самолеты. Из карусели смертельно сцепившихся врагов периодически вываливался и летел к земле очередной горящий или дымящийся самолет. Некоторые беспорядочно падали, другие летчики, как и Михаил, пытались тянуть к своим аэродромам или хотя бы поближе к своей земле. Ведь бой шел почти над передовой, и никому из сбитых пилотов, естественно, не хотелось очутиться на земле, занятой противником.

Михаил стоял так около четверти часа. Пилот впервые видел с земли продолжение боя, участником которого только что был. Потом он собрал парашют и затолкал его в парашютный ранец. Чего добро казенное бросать? Прямиком по снегу Михаил направился в ту сторону, куда улетел Як Остапенко.

Вот и санный след. Здесь стоять и ждать помощи или дальше идти?

Пока Михаил топтался, показалась лошадка с санями. Приблизилась неспешно, и сидевший в санях дед в заячьем треухе и овчинном тулупе дернул вожжами:

– Тпр-ру! – Затем он подслеповато всмотрелся в Михаила: – Ты как здесь оказался, милок?

– С неба, дедушка, свалился – сбили меня. Вот, с парашютом выпрыгнул.

– И помогло?

– Как видишь – живой пока.

– Тогда нечего здесь мерзнуть. Ага. В деревню поехали.

– Так за мной приехать должны – искать меня будут.

– До деревни, коли твои спасители на машине, они еще доберутся, а сюда – ни в жисть.

– Тогда едем.

Михаил бросил в сани ранец с парашютом и запрыгнул сам.

– Но, милая! – Дедок причмокнул губами, и послушная кобылка неспешно потянула сани.

– Как звать-то тебя, сталинский сокол?

– Сергеем.

– Ишь ты, как внука моего. Тоже где-то воюет. Отец-то его, сын мой, с финской без ноги вернулся, сейчас в колхозе председательствует. Мужиков-то не осталось – одни бабы с дитенками да старики вот вроде меня.

Похоже, дед хотел выговориться: ответов он и не ждал.

– Ранняя и холодная зима ноне. Ох и не любят немцы такую погоду! Прямо страсть! Я еще в Первую мировую с ними воевал, знаю ихнего брата.

Дед немного помолчал.

– Как думаешь – тебе ведь сверху виднее – удержим Москву, не сдадим супостату?

– Удержим, – уверенно ответил Михаил. – Подожди, дедушка, еще немного – месяц, два – и сам услышишь по радио радостные новости: сибирские свежие дивизии подойдут, вот тогда непременно побьем немца.

– Хорошо бы, – неуверенно вздохнул дед.

Через полчаса они въехали в деревню. Дед остановил лошадь у избы.

– Ну, Сергей, проходи! Настена, принимай гостя!

Дед распахнул дверь в избу. Михаил шагнул и тут же ударился головой о низкую притолоку.

– Ой! Летчик! Посмотрите, настоящий летчик!

Вокруг Михаила, потирающего ушибленную макушку, собрался весь люд: две женщины в возрасте, Настя, девушка лет двадцати, и семеро детишек – от совсем маленьких до подростков.

– Да вы проходите, садитесь.

Михаил уселся на лавку.

В избе было чисто и тепло. Потрескивали в печке дрова.

– Сейчас деда придет, ужинать будем.

Через четверть часа заявился дед, успевший распрячь лошадь и завести ее в сарай.

За окном начало смеркаться. Понятное дело: дни короткие, темнеет рано.

На стол поставили чугунок с вареной картошкой, квашеную капусту, на полотенце положили небольшую краюху черного хлеба.

Облепившие стол дети с жадностью стали есть.

Михаилу стало стыдно. Уселся за стол, как будто бы три дня не ел! Видно же: нужда в семье, и картошке рады! В авиаполку кормили неплохо – по крайней мере, летный состав.

– Спасибо, я вообще-то сыт. – Он взял и съел одну картофелину, поскольку уж больно вкусно пахло.

Когда домочадцы съели все подчистую – даже крошки хлеба со столешницы собрали, – дед водрузил на стол бутыль мутного самогона.