Что же за поступок совершил советский служащий Мольвер, что удостоился секретного расследования, да еще не рядовым следователем ГПУ, а главным специалистом по судебным спектаклям над православным духовенством Крыленкой?..

Многочисленные просьбы верующих не препятствовать им в поклонении святым мощам преподобного Сергия раздражали атеистическое сознание членов Совета народных комиссаров. Нужно было найти грамотного человека, который бы толково изложил, что мощей преподобного нет и в помине, а есть лишь обман темных рабочих и крестьянских масс; что ничего святого Троице-Сергиева лавра не представляет — обычное помещение, которое можно использовать для советских нужд — под склад, тюрьму или жилой массив; что, наконец, никакого наплыва паломников в Сергиевом Посаде не замечено. Наоборот, народ требует быстрее покончить с таким нелепым и уродливым анахронизмом, как лавра, и заселить ее преданными делу революции коммунарами. Но основе доклада, который напишет подобранный специалист, решено было также провести убедительную газетную кампанию против черносотенного воинства, то бишь монашества.

Для столь важной и деликатной цели выбрали юриста, занимавшего в советской бюрократической иерархии пост средней руки, — Павла Николаевича Мольвера.

Павел Николаевич был исполнительным служащим, а голодное время заставляло его браться за любую работу, которую мог осилить. Он дотошно изучил как материалы наркомата юстиции, так и патриаршей канцелярии о перипетиях борьбы вокруг Троице-Сергиевой лавры. Съездил в Сергиев Посад, осмотрел гробницу преподобного. Изучил акты вскрытия его мощей. Побеседовал как с паломниками, так и с представителями власти Сергиева Посада. Собрав весь необходимый материал, Павел Николаевич написал длинный доклад, который закончил удивительными даже для самого себя словами: «Жалоба Патриарха Московского и Всероссийского должна быть признана подлежащею удовлетворению».

— Вот этого тебе и не надо было делать, — прочитав весь доклад, покачал, наверное, головой начальник Мольвера.

— Не могу иначе, — развел, наверное, руками полуголодный интеллигент.

— Ты хоть подумал, что тебя за эту писанину с работы погонят? Совсем оголодаешь, — предупредил, наверное, начальник.

— Я понимаю, — горько вздохнул, наверное, Мольвер.

Но вряд ли он предполагал, что за честно и добросовестно выполненное поручение к нему на квартиру в первых числах сентября 1920 году заявятся красноармейцы с ордером на обыск и арестуют хозяина. И даже в дурном сне ему не могло привидиться случившееся несколькими месяцами позже, когда главный советский эксперт по атеизму и юриспруденции, бывший полуграмотный прапорщик Крыленко обвинил его, Мольвера, в том, что он написал свой доклад по уговору с патриархом Тихоном:

«Состоя на службе Советской власти и занимая ответственный пост помощника управляющего отделом Летучих рабочих ревизий и центрального Бюро жалоб рабоче-крестьянской инспекции и сочувствуя в то же время контрреволюционно настроенным правящим церковным кругам, получив от своего непосредственного начальства срочное поручение по обследованию по жалобе патриарха Тихона — он, Мольвер, в прямое нарушение своего служебного долга вошел в соглашение с указанными церковными кругами об совместных с ними действиях в целях достижения желательных для последних результатов по их жалобе».

Возмущенный поступком Мольвера ревтрибунал объявил привезенному из Таганской тюрьмы преступнику, что за пособничество останкам Сергия Радонежскогои за другие подобные же прегрешения он приговорен к десяти годам концентрационного лагеря.

В лавре вскоре поселились электротехническая академия, курсы-школа, институт народного образования. Храмы, в которых запретили богослужения, превратили в музей. В Свято-Троицкой церкви открыто лежали святые мощи преподобного Сергия, а рядом в шапках курили и хихикали новые насельникиглавной российской обители — учащаяся молодежь. И здесь же, преклонив колени у поруганной святыни, безмолвно молились отшагавшие ради этого мига сотни верст российские богомольцы — хранители предвечных заветов.

Бог поругаем не бывает. Претерпели лютые гонения тысячи и тысячи верующих, претерпел и Павел Николаевич Мольвер. Но своим мученическим подвигом они доказали, что не угас в народе светильник веры, не могут воинствующие атеисты вытравить окончательно многовековую духовную основу русского общества.

И вновь теперь над гробницей радонежского игумена зажжена лампада, и вновь, как и в прошлые столетия, поют люди:

Мощи Твои, яко сосуд благодати полный,

Преизливающийся на всех, к ним притекающих.

По документам архива ФСБ РФ, следственное дело патриарха Тихона.

Но ведь девочка…

На суд над петроградским митрополитом Вениамином и его паствой, задуманный с целью расстрелять побольше православного народа за сопротивление изъятию из храмов весной 1922 года христианских святынь, вызвали очередного обвиняемого Маркина. Допрашивал его председатель народного суда Смирнов, а защищал адвокат Равич.

СМИРНОВ. Вы были 21 апреля около церкви?

МАРКИН. Нет, я пошел по делам, получил по доверенности деньги. Около ворот красноармеец арестовал девочку. Я по-товарищески попросил отпустить, а он арестовал меня, а ее отпустил.

Председатель ревтрибунала уже с первых слов обвиняемого понял суть незаконного деяния этого мелкобуржуазного типа: противодействие в аресте контрреволюционного элемента, в роли которого выступала малолетняя преступница, задержанная красноармейцем. А что она преступница не вызывало сомнения, так как в момент изъятия церковных ценностей находилась неподалеку от храма и, скорее всего, выражала свое неудовольствие происходящей выемкой так называемых святынь православия. Приговор мелкобуржуазному типу уже созрел в голове председателя революционного суда, и он был уверен, что никакие адвокатские каверзы защитника не изменят его.