При Петре I народ познакомился с царем в роли заплечного мастера, товарища известных всем палачей Терешки и Алешки. Все знали, что не только царь «и своими руками изволит выстегать, как ему, государю, годно», но и что он «с молоду баран рубил, а потом руку ту надтвердил над стрельцами». То есть умеет и находит удовольствие собственноручно рубить головы. Петр, конечно, не выходил для этого на площадь, но и не принимал нужных мер для соблюдения полной тайны. Так что служащие цесарского посольства 4 февраля 1699 года затесались в Преображенском в палату, где царь своими руками рубил головы для удовлетворения своего «мучительного, жаждавшего крови человеческой сердца». Так что умиляться введению судебной системы в Петровскую эпоху при поощрении государем повсеместной жестокой расправы с народом за непокорство его личной воли вряд ли уместно.

Еще более страшным явлением стало создание Петром I Розыскных дел Тайной канцелярии. Тысячи людей отсюда направлялись на каторгу и виселицу. А за что? Простой мужик в шинке обиделся, что сосед называет русского царя непонятным словом «император», и не стал пить за столь непристойное слово… В Тайную канцелярию! Кликуша за богослужением в церкви залаяла, как собака… В Тайную канцелярию! Монах сказал другим инокам, что первая жена царя ему милее, чем нынешняя… В Тайную канцелярию!

«Крепостное право, немецкий педантизм, выправка и дисциплина, доведенная до зверства в военной службе, презрение тогдашних высших к личности низшего, и прочие обстоятельства — дань и тогдашним нравам. Не могут ли они служить объяснением, почему "подлая порода" не единицами, не сотнями, а тысячами гибла в преобразовательную эпоху Петра Великого?» — писал историк М. И. Семевский.

Но Тайная канцелярия или Канцелярия тайных розыскных дел известна с 1718 года и просуществовала с небольшим перерывом до 1762 года, когда была переименована в Тайную экспедицию при Сенате, которая функционировала до начала XIX столетия. Так что здесь не только в царе-преобразователе дело.

Тайная канцелярия при императрице Анне Ивановне работала с невероятным усердием, оберегая честь ее кровавого фаворита Бирона. Ни одного дерзкого слова против него не оставалось без жестокого наказания.

При Екатерине II была создана система судебных учреждений, возглавлявшаяся с 1802 года, уже при ее внуке Александре I, Сенатом. В нее входили уездные и земские суды — для дворян; городские и губернские — для горожан; нижняя и верхняя расправа — для свободных крестьян. Сама императрица сочинила «Наказ», проникнутый гуманными воззрениями на уголовное право. Но гуманистические мысли императрицы в ее сочинениях и письмах — это было жеманное кокетство поклонницы Вольтера и Руссо, которое никто не мог и не хотел использовать в русском судопроизводстве. Неудовлетворительность многотомных сводов законов была в отсутствии в них хоть какой-то стройности и идеи, в них как в непролазном темном лесу блуждали и терялись даже самые просвещенные граждане. И это приводило к неограниченному господству над обществом малограмотного корыстного чиновничества.

И при Екатерине II, и при ее внуке Александре I происходило все одно и то же: русский мужик, который составлял подавляющее большинство Российской империи и от которого кормились все остальные сословия, ничем не был защищен от произвола власти.

Обычно мужика за малую провинность городовой волок в квартал. Дежурный записывал о происшествии, а потом начинался скорый суд.Вернее, дознание, которое очень часто сливалось воедино с судебной расправой, после которой обвиняемый выходил на волю, так как за ним не было никакой особой вины. Били допрашиваемого или сам квартальный, или его помощник, дослужившийся до своей должности из городовых. Но рукоприкладство в России было явлением обычным, и мужик его воспринимал как нечто должное.

«Дравшимся полицейским народ доверял, — вспоминает Е. И. Козлинина в своей книге "Записки старейшей русской журналистки", — не считая их способным к подвохам, и, с другой стороны, как огня боялся тех, которые приступали к делу с шуточками да прибауточками, стараясь заставить обвиняемого проговориться, и в то же время измышляя, какими бы способами вырвать у него признание — селедками ли, после которых не давали пить, или клоповниками, в которых ни один из обвиняемых не ухитрялся забыться сном хотя на минуту. На таких следователей народ смотрел как на мучителей, боялся их как огня, а раз попавшись в их лапы, всячески старался от них отделаться и попасть в другой следственный участок, где, по его мнению, вели дело "правильно", то есть не допускали ничего, кроме мордобития».

Но существовал куда более беспощадный способ расправы с мужиком, когда сама власть, зная свою полную безнаказанность перед судом, творила дикий самосуд. Вот только один обыденный, заурядный, типичный для России пример.

Утром 16 апреля 1803 года к квартире тамбовского губернатора Палицына подъехал духоборец [4]крестьянин Зот Мукосеев.

— Дома ли губернатор? — спросил он у стоявшего на часах солдата Князева.

— Их превосходительства нет дома, — ответил Князев.

— Так доложите обо мне губернаторше, — продолжал Мукосеев. — Я привез гостинец.

Губернаторский дворецкий Кузьмин подошел было к возу и хотел посмотреть, что там за гостинец, но Мукосеев отстранил его. Он распряг лошадь, сел на нее верхом и уехал, а воз оставил у губернаторского крыльца. Разумеется, губернаторские дворовые поспешили раскрыть воз и увидели там мертвое тело, покрытое сине-багровыми пятнами и рубцами. То было тело духоборца из села Красна-Дубровы Тамбовского уезда Петра Дробышова, засеченного чинами земской полиции.