СУДЬЯ. Господин Погонялов! Вы опять?

ПОГОНЯЛОВ. Виноват, господин судья; с языка сорвалось. Мы, военщина, люди откровенные, любим правду и не любим проходимцев… Обращаюсь к делу. Я хочу сказать, что я не хочу его, бестию-то…

СУДЬЯ. Вы неисправимы, господин Погонялов. Поймите, наконец, что здесь, перед судом вы и гробовой мастер Шурупов… Шурупов, слышите?

ШУРУПОВ. Да ничего, ваше благородие. Пусть его тешится. Мне плевать на то.

ПОГОНЯЛОВ ( пожимая плечами). Странное дело: бестией не смей называть бестию. Вижу, что по судам нынче какую-то литературу вводят. Утонченности пошли. Скоро, пожалуй, нас, кавказцев-то, по-бабьему приседать заставят.

СУДЬЯ. Прапорщик Погонялов, оставьте ваши философские воззрения в стороне, они к делу не относятся. Скажите прямо, в коротких словах: чего вы хотите от гробового мастера Шурупова? В вашей жалобе глухо сказано.

ПОГОНЯЛОВ. Я хочу, чтобы он заплатил мне, этот ра… Ну его… Хоть сто рублей серебром. А нет, так в тюрьму марш.

ШУРУПОВ. Многонько будет. Убытков всего пятнадцать рублей да полведра водки. Уж за глаза — двадцать рублей. Да я и не виноват — извозчик виноват.

ПОГОНЯЛОВ. Слышите, двадцать рублей. Всего двадцать рублей убытков. А нравственное-то беспокойство?.. А душевное-то страдание?.. Ничего не стоят? И, наконец, страдание, мучение, что претерпела покойница при падении гроба с дрог на мостовую. Ведь ее, голубушку-то мою, всю перевернуло от этого сальто-мортале. Мертвому телу, полагаю, нужно спокойствие, так сказать, на века ненарушимое, а не гимнастика, как в цирке… Слышите: двадцать рублей. Да это курам на смех!.. Вот последнее мое предложение: двадцать пять рублей, которые я должен бы платить, зачесть, и мне двадцать пять рублей на руки сейчас же, здесь на суде… Менее — ни-ни!

СУДЬЯ. Шурупов! Слышите предложение? Ведь вы виноваты: дали дурных лошадей. За это приплатить следует.

ШУРУПОВ. Виноват-то не я, а извозчик Больманов, который мне на похороны лошадей ставит. Вчера я виделся с ним. Он три дня, не более, купил лошадь на Конной [9], да в первинку и заложил ее прямо в дроги…

СУДЬЯ. Вы с ним можете тягаться, Шурупов, особо. А с прапорщиком Погоняловым у вас сделано, если не ошибаюсь, условие. Кончайте дело миром.

ШУРУПОВ. Что ж, я согласен. Мне получать с их милости по условию двадцать пять рублей…

ПОГОНЯЛОВ. Так точно. Вот условие.

ШУРУПОВ. Ну, я это условие в полноте херю. Значит, квит, и конец делу.

ПОГОНЯЛОВ. А на руки-то мне? Ничего?.. Шиш!.. Ну, хоть немного. Пусть, господин судья, хоть пять рублей пожертвует.

СУДЬЯ ( Шурупову). Согласны?

ШУРУПОВ. Пять — не пять, а трешницу, пожалуй, дам. ( Вынимает из бумажника записку и бумажку в три рубля.) Вот условие и деньги.

СУДЬЯ ( Погонялову). Согласны?

ПОГОНЯЛОВ. Идет, коли больше не дает… Могу ампошировать. ( Указывает на деньги и рвет условие.)

СУДЬЯ. Можете. Дело ваше кончено.

ПОГОНЯЛОВ ( судье). Благодарю. ( Шурупову.) Прошу о продолжении знакомства. ( Протягивает ему руки, тот жмет их). Не пойдем ли помогарычить в трактир поблизости, целебного бальзаму хватить? А?..

Шурупов отмахивается и выходит. Погонялов за ним.

Пушкин и Некрасов

Камера мирового судьи Мещанского участка Москвы господина Матерна. Январь 1891 года.

СУДЬЯ. Пушкин и Некрасов!

Интеллигентная часть публики, услышав известные фамилии, настораживается.

К судейскому столу подходит чумазый Иван Пушкин, обвиняемый в оскорблении мещанки Марии Глушковой. Свидетелем по делу выступает Ермил Некрасов. Публика разочарована.

Обвиняемый чистосердечно сознается, что ударил Глушкову, при этом уверяя, что иначе и быть не могло.

СУДЬЯ. Как же это так?

ПУШКИН. Очинно просто. Я занимался своим делом, а она ввязалась…

СУДЬЯ. Каким же делом вы занимались?

ПУШКИН. Свою жену бил, а эта вступилась… Ну, я ее малость тронул… Потому, не в свое дело не лезь!

Свидетель Некрасов удостоверяет, что обвиняемый так тронулГлушкову, что та ударилась о печку.

Мировой судья приговорил Пушкина к аресту на шесть дней.

Визит к дамам

В июле 1891 года в Москве стояла необыкновенно жаркая погода. Крестьянин Василий Потанов 13 июля, придя в купальни, выбрался на середину Москвы-реки и начал доказывать свое искусство плавания. Пловцом он оказался довольно удовлетворительным, но очень плохим кавалером. Плавая вокруг купальни, Потапов услышал в одном из помещений женские голоса.

— Нужно им визит нанести, — заявил он стоявшей на берегу публике.

После этого Потапов не замедлил явиться в женское отделение купален в самом откровенном виде. Крики испуганных дам произвели на него самое незначительное впечатление.