Маклейну удалось не только подтвердить, что советские дипломатические шифры выстояли под настойчивыми попытками англичан разгадать их, но и помочь сделать так, чтобы такие усилия продолжали оставаться безуспешными. Его своевременное предупреждение в 1936 году лишило всякого шанса на успех предпринятую ШПС крупную операцию по дешифровке советских телеграмм. Для этого был разработан сложный план, с тем чтобы попытаться раскрыть систему шифрования с помощью одноразовых блокнотов, применявшуюся в советском посольстве в Лондоне. Маклейн сообщил Малли, что видел документы, касающиеся плана инспирировать обсуждение в парламенте вопроса о политике СССР. Для этого использовали депутата от консервативной партии, который сотрудничал с ШПС. Своевременно оповещенный о реальной цели этих вопросов, министр иностранных дел давал на них необычайно пространные и подробные ответы. Дешифровалыцики из ШПС надеялись перехватить зашифрованную телеграмму, в которой советское посольство, как ожидалось, передаст в Москву содержание этого парламентского обсуждения дословно. Путем сравнения ее текста с оригиналом дешифровалыцики намеревались слово, за словом раскрыть принцип советского шифрования с помощью одноразовых блокнотов. Хотя это и не обеспечило бы долгосрочный доступ к советской системе шифрования, введенной после британского рейда на «Аркос», но благодаря сведениям, полученным от Маклейна, советским шифровальщикам были даны указания в дальнейшем стараться тщательно перефразировать все доклады о правительственных заявлениях. Теперь мы видим, что, имея таких агентов, как Маклейн и Кинг в министерстве иностранных дел, Центр был бы вовремя предупрежден, если бы британским дешифровалыцикам удалось достичь сколько-нибудь существенного прогресса в раскрытии советских сообщений [414] . Дешифровалыцики в Москве были, несомненно, заинтригованы сообщениями Маклейна о работе Стрейчи в ШПС и упоминанием о «шифровальной машине, которая полностью исключает возможность раскрытия шифра и освобождает от необходимости использовать коды» [415] .

Таким образом, уже через шесть месяцев с момента своего поступления в МИД Маклейн вносил важный вклад в работу советской разведки по весьма широкому кругу вопросов. Это было триумфом ее стратегии внедрения. Совершенно очевидно, что помимо реальной ценности самих разведданных деятельность Маклейна помогала также в осуществлении советских контрразведывательных операций. Конкретные данные, содержащиеся в докладах министерства иностранных дел об СССР, давали НКВД очень важные сведения, позволявшие выследить и нейтрализовать шпионов, работавших в Советском Союзе на англичан.

Мог ли одним из них быть таинственный «шпион Гибби»? Этот шпион в 1933 году был сотрудником Комиссариата иностранных дел и был завербовал Гарольдом Гибсоном, офицером МИ-6, работавшим «под крышей» британского посольства в Москве. Можно предположить, что доклад СИС, который Маклейн передал НКВД в марте 1936 года, привел к разоблачению «шпиона Гибби» и советская разведка заставила его давать британцам ложную информацию [416] .

Другие доклады МИ-6 из «зеленых папок», которые Центр получал через Маклейна, поставили НКВД в известность о том, что к марту 1936 года британская разведка сумела проникнуть в окружение Вилли Мюнценберга [417] . Этот изгнанный в 1933 году из Германии лидер Коминтерна был основателем ряда коммунистических организаций, в том числе Лиги против империализма, Международного треста рабочих и Всемирного комитета помощи жертвам фашизма [418] .

Маклейн стал таким ценным и таким продуктивным агентом, что весной 1936 года лондонская резидентура рекомендовала Москве разработать специальный режим работы с ним. «Опять подчеркиваю вам, что „Вайзе" нужно будет выделить в изолированную линию», — убеждал Малли Центр в своем докладе от 24 мая из Лондона [419] . Как резидент, обязанный обеспечить, чтобы этот важный поток документации передавался в Москву как можно скорее, он лично убеждал Орлова и начальство руководить работой Маклейна по особому, автономному каналу.

«Берегите „Вайзе" как зеницу ока, уделяйте ему максимальное внимание и осторожность» — такова была первоначальная реакция Центра [420] . Несколько недель спустя лондонскому резиденту сообщили, что к нему вскоре будет направлен опытный «нелегал» под псевдонимом «Ганс», который в то время улаживал свои личные дела в Москве. Это был Дмитрий Быстролетов, который, подобно многим «великим нелегалам», был сверстником Орлова. Быстролетов, еще один живописный персонаж, будто бы только что сошедший с экрана из голливудского шпионского фильма, был красавцем, любимцем женщин, говорил на нескольких европейских языках и сочетал в себе изящные манеры с незаурядной личной храбростью. Он умел мастерски перевоплощаться в образ, соответствующий легенде, которой он следовал в своей тайной работе, и выдавал себя то за венгерского графа Ладисласа Перельи в Англии, то за английского милорда на континенте. Подобно Малли, он принадлежал к элитарному «летучему эскадрону» советской разведки, бойцы которого, руководившие агентами, сновали туда-сюда через европейские границы, пользуясь набором фальшивых паспортов и чужих фамилий, чтобы провести органы безопасности дюжины разных стран. Его собственное досье, хранящееся в архивах НКВД, показывает, что он завербовал целый ряд ценных агентов в Италии, Франции и Чехословакии, не говоря уже об Олдхэме и Кинге в Англии [421] . В свое время Быстролетов оказывался под дулами пистолетов вражеских агентов, но его храбрость и сообразительность не смогли спасти его от жестокого сталинского подхалима Николая Ивановича Ежова, который стал начальником НКВД. Накануне запланированного на июнь отъезда Быстролетова из Москвы в Копенгаген, откуда он должен был направиться в Англию, чтобы взять на себя руководство Маклейном, Ежов начал чистку «нелегальных» кадров советской разведки. Быстролетов, подобно многим своим товарищам из старой гвардии, был арестован под каким-то предлогом и обвинен в «шпионаже в пользу иностранных государств». Приговоренный к каторжным работам в сибирском Гулаге, он был освоболсден лишь 16 лет спустя, после смерти Сталина [422] .

Тем временем Орлов продолжал контролировать результаты работы Маклейна из Москвы, а «Вайзе» в Лондоне продолжал регулярно встречаться с Малли и Дейчем. Маклейн передавал пачки документов, отобранных преимущественно из «зеленых» и «красных» папок министерства иностранных дел, которые переснимались в квартире «Герты» (это еще один псевдоним женщины — курьера «Пфайл»). На следующий день их возвращали Маклейну. Для самых секретных документов, «синих папок», содержащих данные радиоразведки, к которым Маклейн мог получить доступ только в рабочее время, его снабдили фотокамерой «ролл-рефлекс», чтобы он мог переснимать их сам прямо на месте. Эта операция была чрезвычайно рискованной, но Маклейну удалось провернуть ее и не попасться.

Человек Москвы в министерстве иностранных дел не ограничивался ролью пассивного источника, благодаря которому Центр получил возможность скопить небольших размеров гору секретных английских документе». Маклейн также поставлял информацию, позволившую лондонской резидентуре узнать о командной структуре и старшем персонале внутренней контрразведки — службе безопасности, известной больше под названием МИ-5. В августе 1936 года, например, на стол Маклейна попало письмо, подписанное ее главой, сэром Верноном Келлом, и он передал его Малли. Малли срочно сообщил Московскому центру, что «Келл является и начальником секретной части МИ-5. Это же „Макс" [второй псевдоним секретаря военного министерства Уайли] подтвердил „Мэдхен" [Бёрджессу]. Мы установили адрес Келла и в ближайшие дни установим за ним наблюдение, чтобы узнать, куда он ходит на службу» [423] .

Слежка за начальником МИ-5 позволила резидентуре НКВД установить личности других старших сотрудников Келла, которые входили в штаб-квартиру, расположенную рядом с «Музеем Виктории и Альберта» на оживленной лондонской Кромвель-роуд. Орлов, однако, продолжал напоминать, что основной целью кембриджской группы является МИ-6. Маклейн «попал в яблочко» 8 октября 1936 г., когда сообщил, что сотрудник СИС по имени Дэвид Футман зашел к нему в МИД. Этот эпизод, как будет видно из следующей главы, послужил удобным случаем для введения в игру Бёрджесса, с тем чтобы кембриджская группа сделала первый шаг внутрь британской секретной разведслужбы. Это произошло вскоре после отбытия Орлова из Москвы в Испанию.