После того, как я прочел «Размышления», я следил за деятельностью Сахарова с неослабевающим интересом. Его мужество вызывало восхищение: он рисковал говорить правду в стране, где подобные речи рассматриваются как измена родине. Я многому научился на его примере.

В 1967 правительство США приняло решение о создании системы ПРО — якобы с целью защитить города Америки от китайских межконтинентальных баллистических ракет. В действительности это был первый шаг к созданию «густой» системы ПРО против советских ракет. Это решение вызвало резкую политизацию сообщества американских физиков.

В 1968 г. в мартовском выпуске Scientific American Ричард Гарвин и Ганс Бете опубликовали статью, в которой описали относительно несложные контрмеры, с помощью которых можно нейтрализовать ПРО. Например, можно оснастить ракеты многочисленными ложными головками, неотличимыми в космосе от настоящих. Я обнаружил, что в главе "Угроза ядерной войны" Сахаров цитирует Гарвина и Бете и соглашается с ними [98] . Для меня это было первым указанием на то, что открытая дискуссия по ПРО в Соединенных Штатах может в известной степени повлиять на секретные решения советской стороны.

В Соединенных Штатах обсуждение по ПРО тоже вскоре было засекречено. Затем администрация Джонсона отклонила рекомендации своих научных советников и приняла решение развернуть систему ПРО: видимо, в преддверии выборов 1968 г. отсутствие такой системы могло оказаться на руку республиканцам. Некоторые научные советники, в частности Бете и Гарвин, известили о своем несогласии с этим решением широкую публику. Их действия привели к тому, что сенат США в конце концов вынудил администрацию Никсона использовать американскую систему ПРО в качестве "разменной монеты" на переговорах, завершившихся в 1972 г. Договором по ПРО [1]. Так открытая дискуссия привела к тому, что решение, принятое президентом-демократом и подтвержденное его преемником-республиканцем, было изменено.

Сахаров уже тогда пришел к выводу, что Советскому Союзу нужна демократия, и что без гласности современное общество существовать не может.

На взгляды Сахарова, видимо, существенно повлияла его неудачная попытка убедить Хрущева не возобновлять испытания в атмосфере в 1961 г. после 34 месячного советского моратория на подобные испытания, — моратория, к которому присоединились США и Великобритания [99] .

Сахаров был озабочен тем, какое влияние на здоровье людей будет иметь выпадение радиоактивных осадков после испытания многомегатонных боеголовок. Согласно собственным оценкам Сахарова, опубликованным в советском журнале "Атомная энергия" в 1958 г., в результате взрыва в атмосфере водородной бомбы мощностью в одну мегатонну около 10 000 человек серьезно пострадают или умрут. Наиболее вреден радиоактивный углерод-14, возникающий в результате нейтронных реакций с азотом-14 [2]. Таким образом, в результате одного лишь советского ядерного испытания в октябре 1961 г. — крупнейшего ядерного взрыва в истории, мощностью примерно в 60 мегатонн — пострадают 600000 человек.

В 1989 г. переводчики воспоминаний Сахарова были настолько потрясены тем числом жертв от испытаний в атмосфере, которое он предсказывал, что меня попросили проверить его расчеты. Используя самые современные данные о действии радиации, я получил почти ту же величину, что и Сахаров. В моих расчетах, однако, было меньше определенности: период полураспада углерода-14 составляет 5600 лет, поэтому в 90 % случаев действие радиации скажется после 2050 г. [3].

В момент, когда отношения между Востоком и Западом особенно обострились (в августе 1961 г. была воздвигнута Берлинская стена), Хрущев хотел произвести на Запад впечатление советской военной мощью. Сахаров был решительно против этой политики устрашения; подобно Гарвину и Бете он считал себя ответственным перед обществом и после того, как выразил свое несогласие с действиями правительства. Однако при Хрущеве, так же как и при Брежневе, никакой свободы слова не было.

Я внимательно следил за правозащитной деятельностью Сахарова в период с 1968 по 1980 гг. Брежневский режим отправлял диссидентов одного за другим в тюрьмы, ссылки и психиатрические больницы, пока Сахаров не остался почти один. Казалось, что противостоять советскому режиму бесполезно. В 1980 г., после выступления против вторжения советских войск в Афганистан, Сахарова отправили в ссылку.

Ссылка Сахарова в Горький вызвала возмущение многих американских ученых. Одним из самых активных тут был Джереми Стоун, президент Федерации американских ученых. Во многом под влиянием Стоуна Национальная академия наук приняла наконец решение прекратить научный обмен с СССР. Стоун считал Сахарова духовным лидером невидимого сообщества ученых доброй воли и всеми силами пытался вызволить его из ссылки.

В марте 1983 г. президент Рейган произнес свою печальной памяти речь о "звездных войнах", призвав американских ученых "разработать такие устройства, чтобы ядерные боеголовки утратили силу". Это был прямой вызов тем, кто боролся за Договор по ПРО, и мы вновь решили обратиться к общественности.

Некоторые члены Академии наук СССР тоже взялись за дело. Они обратились к нам с открытым письмом, спрашивая, поддерживаем ли мы Договор по ПРО. В то время я был выбран председателем Федерации американских ученых; в письме президенту Академии наук СССР Александрову мы со Стоуном от имени нашей организации ответили на этот вопрос утвердительно. Вскоре мы получили письмо от Александрова, доставленное через советское посольство в США.

Федерация американских ученых уже три года бойкотировала советское посольство — с тех самых пор, как Стоуну, собиравшемуся навестить Сахарова в Горьком, было отказано в визе. Однако теперь, когда договор по ПРО оказался под угрозой, Стоун ответил, что мы готовы послать делегацию в Москву, чтобы обсудить с советскими учеными рейгановский план СОИ. Однако Стоун поставил условие: мы приедем, только если в рамках этих же переговоров сможем обсудить положение Сахарова.

Вскоре после этого мы получили приглашение посетить Москву для встречи с недавно созданным в Академии наук СССР Комитетом советских ученых за мир и против ядерной угрозы. И вот в 1983 г., в день Благодарения, мы с Джоном Холдреном, нашим вице-президентом, специально занимавшемся СОИ, прибыли в Москву и встретились с руководством Комитета. В то время его возглавляли Евгений Велихов (председатель), Роальд Сагдеев, Сергей Капица и Андрей Кокошин (заместители председателя).