— Что ты умеешь делать? — опять спросила она.

Он ответил:

— Все, что угодно.

— Умеешь ли ты любить?

— Кого угодно, госпожа, — сказал юноша.

— Как же тебе это удается? — удивилась вдова. — У меня был старый муж, и я так и не сумела его полюбить, хотя он купил меня за очень большие деньги; а теперь я сама уже немолода и хочу купить кого-нибудь для любви.

— Зачем?

— Чтобы посмотреть, каково это: быть старым и любимым из притворства.

— Не вижу смысла искать для себя возмездия, — сказал юноша. — Я буду любить тебя от чистого сердца.

— И не захочешь денег?

— Если они мне не понадобятся — не захочу, — сказал он.

Она не вполне поняла последние его слова и поэтому пригласила к себе в повозку. И Хессицион уехал с ней в Коммарши, где действительно любил ее несколько лет от всей души. Она дала ему куда больше, чем родная мать, — по правде сказать, ни один человек на свете, ни прежде, ни потом, не дал ему столько, сколько та пожилая вдова.

Хессицион читал книги и целыми днями чертил какие-то схемы, но, когда наступал вечер, неизменно приходил в постель госпожи; а по ночам вставал и снова выбирался на балкон — наблюдать за лунами.

Тайны левитации давно уже позволили Хессициону открыть себя; для него не существовало загадок в расчете оптических свойств лунных лучей. Но он догадывался о том, что видимые оптические свойства — это далеко не все; связи, устанавливаемые светом двух лун, гораздо глубже и разнообразнее. И если при наличии определенной чувствительности существует возможность ощущать их, следовательно, должна иметься возможность выразить их с помощью формулы.

Ночь за ночью он пытался нащупать незримые свойства лучей, которые угадывал за очевидными. Левитация постоянно находилась у него перед глазами — своего рода универсальный ответ на все могущие возникнуть вопросы:

«Каковы фундаментальные свойства двух лун, Ассэ и Стексэ?»

«Определенное сочетание их лучей позволяет человеку подняться в воздух».

«Какая связь установлена между эльфийским миром, родиной наших королей, и, собственно, Королевством?»

«Наши две луны, Ассэ и Стексэ, при определенном сочетании их лучей, позволяют человеку подняться в воздух, как это делают и эльфы».

— Ни один предмет, ни одно явление не бывают однозначны, — говорил Хессицион своей возлюбленной. — Это противоречит самой природе вещей. В таком внешне простом продукте, как молоко, скрывается множество других продуктов. Любое животное несет в себе возможность перемены: одних можно приручить, других — изменить путем скрещивания с иными особями... И только луны считаются чем-то определенным. Но ведь нет ничего более странного и изменчивого, нежели лунный свет, и не существует ничего более непонятного, нежели мир Эльсион Лакар...

— Но что ты хочешь отыскать? — спрашивала она.

— Я хочу понять, какова вторая связь между лунами и Эльсион Лакар.

— А когда поймешь?

— Буду искать третью...

И когда он так говорил, вдове делалось грустно, и она представляла себе, как сама день за днем ищет Хессициона среди лун, среди извилистых путей к миру Эльсион Лакар.

Однажды она притянула его к себе и попросила:

— Обещай мне, Хессицион, что никогда не покинешь меня.

— До тех пор, пока ты сама меня не покинешь, — поклялся он.

— Но я не оставлю тебя и после моей смерти, — сказала она.

Он вдруг задумался.

— Я многое вижу, и назад, и вперед, — признался он наконец. — Время открыто для меня во все стороны, оно — как просторное поле, и я волен бросить взгляд в любую сторону, потому что стою в самой его середине... И вот когда я гляжу на это поле, то не вижу твоей смерти.

— И что это значит? — удивилась вдова. Она была почти на тридцать лет старше своего любовника.

Он пожал плечами.

— Возможно, ты никогда не умрешь... Но может быть, все объясняется гораздо проще: в час твоей смерти меня не будет рядом, и для меня ты навсегда останешься живой. Я даже не узнаю о том, что тебя больше нет.

— Неважно, — сказала вдова, отгоняя от себя последние страхи, которые наводили на нее разговоры о смерти. — Обещай быть со мной всегда.

— Хорошо, — сказал он.

— Поклянись, что придешь на зов.

— Клянусь.

— Подумай хорошо: если тебя позовут по имени трижды, ты обязан будешь прийти.

— Клянусь.

— Мой голос может измениться. Он станет хриплым, дребезжащим от старости, он превратится в могильный шепот, и ты не узнаешь его.

— Я приду на любой зов, если только меня призовут трижды, и не стану спрашивать — тот ли голос меня зовет. Я боюсь ошибиться и ответить отказом на твой призыв.

— Если ты поклянешься в третий раз, то больше уже никогда не сможешь нарушить этой клятвы, Хессицион.

Он приподнялся на локтях и поцеловал ее в глаза, в лоб, в губы.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Клянусь.

Хессицион умел ходить по лунным лучам так, как другие ходят по дорожкам собственного сада, — в любом направлении, при любом освещении. Он знал наизусть всю паутину света, которая ткалась над землей, — при любой фазе любой из лун. И все же однажды он заплутал в этой паутине.