— С ума сошел?

— Возможно.

— Рыжий! Я тебе приказываю!..

Радихена сказал:

— Ты не можешь мне приказывать. Я больше не крепостной — мне это сказали, когда я контракт подписывал. Ясно тебе? И не зови меня «рыжим». Меня зовут Радихена.

Он обвел глазами остальных.

— Вы ведь не станете останавливать меня, ребята?
– добавил он.

Из попавших в обвал Радихена пострадал меньше других, поэтому охоты связываться с ним ни у кого не было. Да и зачем? Охота человеку пропадать — волен поступать как хочет. Здесь действительно нет крепостных, а начальник смены — далеко, в другом тоннеле.

— Да катись ты, — сказал ему белобрысый парень, сломавший ногу. Он сидел в неудобной позе, стараясь не шевелиться, чтобы не тревожить рану.

Радихена повесил лампу себе на шею, осторожно поднял Тейера и взвалил на плечо. Выпрямился. И тотчас с маху ударился макушкой о потолок: проход оказался слишком низким. Радихена потер голову, оглянулся на остающихся и, согнувшись, нырнул в тоннель.

Идти пришлось, сильно горбясь. Лампа, болтаясь на шее, доставала почти до колен. Тейер, все еще без сознания, очень тяжелый, гнул Радихену к земле. Наконец молодой человек понял, что больше не выдержит. Он опустился на колени, снял с себя свою ношу, сбросил куртку и уложил на нее Тейера. Впервые за все это время Тейер подал признаки жизни — глухо, неприятно замычал.

Несколько секунд Радихена смотрел на него. Он по-прежнему ничего не чувствовал. Наверное, кому-нибудь со стороны могло показаться, будто Радихена готов пожертвовать собой ради товарища, проделать долгий путь в неизвестность, лишь бы спасти жизнь напарнику... Но на самом деле все обстояло совершенно не так.

Радихена взялся откапывать Тейера просто потому, что нечем было заняться. Он боялся оставаться наедине с собой: там, в темноте, жили очень неприятные страхи. Радихена знал, что в любой момент может вернуться воспоминание о той девушке, о белошвейке. Он заставлял ее уйти из памяти. Он вытравил из мыслей ее имя. И ничего от нее не осталось в жизни Радихены, только смутное ощущение нежности. И вот по этому ощущению он тосковал, и тоска эта делалась иногда совершенно непереносимой.

Как получается, что человек тоскует о том, чего не знает, чего никогда не имел? Откуда берется рвущая сердце жалость — и на кого она направлена? Радихена не знал. Вероятно, те, кто посещает курсы и уже прочитал несколько книг, сумели бы ему объяснить. Сам он ничему не учился — не мог. Не хватало сил.

А Тейер еще совсем недавно толковал о написанных словах, о том, как изменяется мир, если умеешь переводить звуки в знаки. Знаки позволяют выстроить вещи в правильную последовательность. Знаки дают возможность проследить связи между вещами.

Если бы Радихена умел писать, он написал бы имя той девушки и перечитывал бы его — время от времени.

Вздохнув, он потушил лампу. Ему предстояло ползти в темноте, волоча за собой приятеля. Да еще проверять, не сполз ли он с расстеленной куртки.

В темноте послышался шепот:

— Радихена... Рыжий... Это ты?

— Кто еще? — сказал Радихена чуть громче, чем намеревался. — Конечно я.

— Сосед... с несчастливой койки! — Тейер, кажется, пытался засмеяться.

— Держись за края куртки, — велел Радихена.

— Что это за проход?

Радихена слышал, как Тейер ворочается и кряхтит устраиваясь удобнее.

— Понятия не имею, — ответил Радихена. — С моим везением мы скоро окажемся в тупике.

— С твоим везением... мы выберемся отсюда, — возразил Тейер. Он ахал и охал: судя по звукам, которые издавал раненый, у него в теле не было такой косточки, которая бы не болела.

«Зачем я его тащу? — думал Радихена. — Какое мне до него дело?»

Он представил себе, как Тейер, брошенный, умирает в темноте, и пополз дальше, волоча за собой куртку.

Дорога казалась бесконечной. Они останавливались еще раз шесть. Коридор не имел ответвлений — по крайней мере, Радихене не приходилось делать выбора.

«Так может пройти целая жизнь», — думал он. Один из беглых, что кормились возле пастуха, говорил, будто боль делает дни длиннее, а скука их укорачивает. И теперь Радихена, только чтобы занять мысли, пытался понять, чего сейчас больше: скуки или боли. Он боялся, что выберется наружу дряхлым старцем, оставив самую значительную часть отпущенных ему лет под землей.

Через минуту идея показалась ему глупой, и он начал развлекаться другой, потом — третьей. Но оказалось, что и мыслей у него немного, и все они заканчивались очень скоро. Тейер опять потерял сознание. Дважды он сползал с куртки, и Радихене приходилось останавливаться и заново устраивать его.

А потом пришел свет.

Сперва он послал предвестников. Внезапно в тоннеле стали видны кое-какие детали: зеленоватые потеки на стенах, щербины, выходы породы, похожие на толстые веревки под самым потолком.