— Может быть,— ответил Шейн.

Он ехал на север по Майами Авеню и сбросил скорость, когда они достигли Четвертой улицы. На углу горела зеленая неоновая надпись «Бар «Трилистник». Шейн припарковался, и они вошли.

Это был маленький бар, грязноватый и плохо освещенный. В этот час в нем было только трое мужчин, сидевших на высоких табуретах. Выпивка стояла перед ними. Бармен, худой мужчина с болезненным цветом лица, был облачен в грязную белую куртку. Он с равнодушным видом направился к ним, когда они подсели к стойке. Шейн механически произнес: «Коньяк»; глаза его скользили поверх батареи бутылок позади стойки.

— Хорошо бы «Мартель» с водой. И со льдом.

Он достал бумажник, извлек пятидолларовую бумажку и разглаживал ее на поверхности стойки своими ручищами, пока бармен ставил перед ними напитки. Он подвинул банкноту к бармену со словами:

— Держите. За это я хочу задать вам один вопрос.

Бармен придержал банкноту кончиками пальцев, но не взял ее. Бледно-голубые глаза осторожно изучали лицо Шейна.

— Конечно, мистер. Давайте, спрашивайте.

— Посыльный из «Вестерн Юнион» забрал конверты от вас пятнадцать или двадцать минут назад. Расскажите мне об этом.

— А что рассказать?

— Все.

Бармен пожал плечами, слегка касаясь пальцами банкноты, но не придвигая ее к себе.

— Парень приходил сюда, шиковал на десятку, взял порцию и спросил, можно ли воспользоваться телефоном. Я сказал: «Конечно».— Бармен мотнул головой в сторону телефона-автомата на стене позади него.— Я стоял довольно близко и слышал, как он спрашивал «Вестерн Юнион», а потом велел, чтобы они направили посыльного забрать отсюда письмо и немедленно отправить его. Он спросил, сколько стоит доставить письмо в центр Майами, а потом повесил трубку. Он вернулся к выпивке и дал мне два конверта, понимаете? И трояк бумажками по доллару. Сказал, что спешит, спросил, не передам ли я письмо и деньги посыльному, когда он придет. Я сказал: «Передам», вот и все.

Шейн хрипло переспросил:

— Два конверта?

— Ага. Два. Одинаковые. Адрес написан карандашом.

— Кому адресовано? — голос Шейна прозвучал излишне резко, и бармен сразу ощетинился:

— Откуда я знаю, мистер? Не мое это дело, я этим и не интересуюсь. Я их только положил на кассу вместе с тремя долларами и отдал посыльному, когда он пришел. А что в этом плохого?

Шейн перевел дух и сказал:

— Ничего. Вы уверены, что не видели ни одного из имен? Я мог бы заплатить вдвое.

— Я бы не отказался,— в голосе бармена прозвучало искреннее сожаление о том, что он не был более любопытен.— Я даже не взглянул.

— Как выглядел этот человек?

— Как оборванец,— сразу ответил бармен.— Одет в рваный пиджак, и ему не мешало бы постричься. Худой и на вид голодный. Черт, я не обратил на него особого внимания. Лет двадцати пяти, может, тридцати. Типичный попрошайка.

— Вы никогда его здесь не видели?

— Уверен, что нет. У меня очень приличная публика,— бармен с гордостью оглядел бар и троицу у другого конца стойки.— Сейчас-то пустовато, а полчаса назад битком было набито.

— Но вы узнали бы его, если бы он снова появился? — упорствовал Шейн.

Бармен прищурил голубые глаза:

— Думаю, узнал бы.

— Вы заработаете десять таких бумажек, как та, что у вас в руках, если позовете полицию, когда он тут объявится, и будете держать его, пока не подоспеют полицейские.

— Ладно,— сказал бармен неохотно.— Если он интересует полицию…

— Вот именно,— настойчиво сказал Шейн и допил свой стакан.

Когда они вернулись в машину, Тимоти Рурк обеспокоенно заметил:

— Как я понимаю, продвинуться не удалось.

— Ты прав, черт возьми. Тот, кто послал записку, постоянно заметает следы. Какому-то бродяге со скамейки в парке дали возможность получить удовольствие на целых десять долларов, вывив в баре и позвонив в «Вестерн Юнион».

— Записки,— произнес Рурк. Они повернули за угол и направились к востоку, на Четвертую улицу.— Кому предназначалась вторая?

Шейн пожал плечами:

— Тебе, может быть,— если кто-то разнюхал, что ты сегодня вечером был со мной и именно ты фактически ограбил могилу.

— Никто этого не знает. Присягнуть могу, что никто меня там не видел.

— Люси знала, что ты пойдешь со мной,— напомнил Шейн, и после этого оба молчали до тех пор, пока Шейн не отпер квартиру Люси на первом этаже дома в восточной части Бискайского бульвара,— отпер тем самым ключом, который Люси дала ему много лет назад и которым он никогда до сих пор не пользовался.

Входная дверь вела прямо в большую, но тем не менее уютную гостиную с двумя окнами, выходящими на улицу. Под окнами стоял диван с мягкими подушками, перед ним низкий кофейный столик. Шейн включил верхний свет; они с Рурком молча стояли рядом, обшаривая глазами комнату в поисках каких-либо признаков беспорядка, следов борьбы или оставленного Люси намека на то, где она находится.