— Генриетта не выходила из вашей комнаты весь этот час?

— Нет. Мы сидели и разговаривали.

— А термос был внизу все это время. Вы не слышали, кто-нибудь проходил вверх или вниз по лестнице в течение этого часа?

— Нет, и не думаю, что могла бы услышать.

— Пока вы были в комнате с Генриеттой, дверь была открыта или закрыта?

Она задумалась, сжав губы и прищурившись.

— Она была закрыта, это точно. Я помню, как Генриетта вошла следом за мной и закрыла дверь.

— Таким образом, вы были изолированы от второго этажа и от других людей в доме.

— Да, действительно,— она твердо посмотрела на Шейна через стол.

— Это лекарство мистера Роджелла, которое так часто упоминалось, настойка дигиталиса,— он всегда принимал одно и то же ее количество?

— Двенадцать капель из пипетки,— немедленно откликнулась миссис Блейр.— В течение двух или трех лет.

— И каждый в доме знал об этом? Где его держали, в ванной?

— Да, в аптечке. Конечно, это не было секретом.

— И все знали, что превышение дозы опасно?

— Конечно.

— А вы знали, каким может быть действие большой дозы?

Миссис Блейр долго колебалась, прежде чем ответить. Складывалось впечатление, что она изо всех сил старается дать честный и точный ответ.

— Думаю, что да… даже уверена… Когда доктор Ивенс стал наблюдать Роджелла, он прочел нам лекцию об этом. О том, как мы должны быть осторожны, когда капаем лекарство, и что даже удвоение дозы способно вызвать сердечный приступ, который его может погубить,— горькая нотка проскользнула в ее голосе, когда она добавила: — Тогда-то его жена и сказала, что только она будет следить за тем, чтобы он принимал лекарство каждый вечер… Было ясно, что она просто не доверяет другим.

— Итак, все вы знали, что большая доза может быть причиной его смерти. Именно так и случилось,— подчеркнул Шейн.

— Вы говорите, что именно так и случилось, мистер Шейн? — в ее голосе был неподдельный ужас.

— Я ничего не говорю. Я только подчеркиваю, что если кто-то в доме хотел смерти Роджелла и надеялся, что она будет выглядеть естественно, то средство было у него под рукой.

— И кто-то влил в какао большую дозу дигиталиса?

Шейн пожал плечами.

— Если бы это было сделано, доктор Ивенс не смог бы утверждать, что смерть была естественной. И я понимаю вдову, когда она отказывается дать разрешение на вскрытие, которое могло бы доказать обратное.

— Понимаю, к чему вы клоните,— в голосе миссис Блейр звучала непреклонность.— Я на ее стороне, когда она говорит, что не потерпит, чтобы тело Джона резали, как собаку или крысу в лаборатории. Я чувствую то же самое. Но сейчас я поражена.

— Все, что мы можем сделать в этой ситуации, так это поражаться, миссис Блейр. Давайте переключимся на тот вечер, когда умерла Дэффи.

— А в чем дело?

Она не сдавала позиций; было ясно, что она приготовилась сражаться до последнего.

Шейн сказал:

— Гарольд Пибоди присутствовал на обеде.

Она кивнула:

— Первый раз после смерти мистера Роджелла.

— Кто выбирал меню обеда в тот вечер?

— Я,— сказала экономка вызывающе.— Миссис Роджелл не очень часто обременяла себя такими заботами.

— Значит, это была целиком ваша идея приготовить отдельно цыпленка под соусом для Генриетты?

— А что в этом плохого? Остальные ели креветок и другие морские продукты, а у нее они вызывают тошноту.

— В принципе в этом нет ничего плохого. Я полагаю, каждый из присутствующих знал о ее аллергии и о том, что цыпленок приготовлен специально для нее?

— Знали, еще бы не знать. Она об этом всем уши прожужжала.

— И на буфете, где вы сервировали обед, было два отдельных электрических термоса?

— Термос с цыпленком и закрытая кастрюля на электроплитке.

— Как долго они там находились до начала обеда?

— Термос с цыпленком, может быть, минут двадцать. Я положила туда цыпленка, а потом помешала разок-другой, когда сидела за столом.

— Как я понял, за обедом говорили о смерти мистера Роджелла.

— Там был полный дурдом,— отрезала миссис Блейр.

— Генриетта вопила, что она знает, будто Джон был убит, и она собирается доказать это, и дойдет до губернатора штата Флорида, чтобы добиться вскрытия Джона, прежде чем его кремируют. А все другие старались ее урезонить, и чем они больше старались, тем она громче вопила.