Они подошли к комнате в конце коридора, открыли дверь и… Штефан замер от неожиданности. В первый момент он даже не смог бы сказать, обрадовался ли он увиденному или не очень. Он просто стоял с открытым ртом и смотрел на помещение за стеклянной перегородкой, в которое ему еще ни разу не доводилось заходить. Дверь в это помещение была широко открыта, и оно — такое вроде бы большое раньше — теперь казалось маленьким и тесным, потому что, кроме Евы и медсестры-югославки, в нем находились профессор Вальберг, Ребекка на своем кресле-каталке и… старший инспектор Дорн!

Дорн и Вальберг оживленно о чем-то разговаривали и поначалу не заметили Штефана. Ребекка же услышала звук открываемой двери, подняла глаза и — без чьей-либо помощи — развернула свое кресло. Она держала Еву у себя на коленях, крепко обхватив ее обеими руками, и ее лицо выражало такое счастье, что Штефан невольно почувствовал, как его охватывает ревность. Уже в следующий миг он мысленно пристыдил себя за это, но так и не смог полностью отогнать охватившие его чувства. С момента их возвращения в Германию он очень редко замечал, чтобы Бекки улыбалась, и никогда не видел ее такой счастливой, как сейчас. Он нерешительно зашел в отгороженное помещение, а Марион так и осталась стоять за стеклянной перегородкой — возможно, просто потому, что в отгороженном помещении оставалось совсем мало места.

— Штефан! Как хорошо, что ты снова пришел! А откуда ты узнал, что я здесь?

Ребекка одарила его такой лучезарной улыбкой, какой он не видел уже многие недели. Однако Штефан был уверен, что большей частью эта лучезарность была адресована не ему, а сидящему на коленях у Ребекки ребенку. Тем не менее он быстро наклонился к жене и поцеловал ее в щеку, а затем повернулся к Вальбергу и Дорну.

— Господин профессор, господин Дорн! — Штефан поприветствовал их кивком. — А что… вы здесь делаете?

Дорн сложил губы так, что при большом желании это можно было истолковать как успокаивающую улыбку:

— Не переживайте, господин Мевес. Я нахожусь здесь… скорее как частное лицо.

— Частное лицо? — Штефан с сомнением посмотрел на полицейского.

Впрочем, внешний вид Дорна подтверждал его слова: сейчас он был одет не в сшитый на заказ элегантный костюм, а в простенькие джинсы, клетчатую, как у лесорубов, рубашку с открытым воротником и потертый трикотажный жилет. К тому же не было с ним и его «маломерной копии» — Вестманна. Штефан мысленно спросил себя: «Что, собственно, здесь забыл Дорн как частное лицо?»

— Точнее, почти как частное лицо, — уточнил Дорн, пожав плечами. — Я хотел задать пару вопросов вашей супруге, а еще подумал, что, раз уж я сюда пришел, не будет ничего зазорного в том, что я переговорю и с профессором Вальбергом.

— Непонятно, о чем вам с ним говорить, — холодно сказал Штефан.

Вальберг нахмурил лоб, а Дорн казался все таким же невозмутимым.

— Инспектор рассказал мне о том, что произошло, — произнесла Ребекка. — Это просто ужасно!

— Старшийинспектор, — поправил ее Штефан, не сводя глаз с Дорна. Продолжая смотреть на него в упор, он добавил: — Моя жена больна, господин Дорн. Очень больна. Если у вас появляются какие-то вопросы, задавайте их, пожалуйста, мне.

— Да это мне ничем не повредит! — возразила Ребекка. — Я не настолько больна, чтобы мне нельзя было разговаривать.

Штефан бросил на нее быстрый взгляд, и то, что он увидел, снова вызвало у него острый приступ ревности: хотя Ребекка разговаривала с ним, все ее внимание было обращено на девочку. Она крепко прижимала ребенка к груди, касаясь его щеки своей щекой, а левой рукой поглаживая по голове. Когда Штефан снова повернулся к Дорну и заговорил, его голос звучал резко, так как ревность подействовала на него сильнее, чем то, что произошло между ним и Дорном сегодня днем.

— Я, конечно же, понимаю, что вы мне не поверите, однако знаете, кого я видел десять минут назад?

Дорн слегка склонил голову набок и изобразил на лице вопросительное выражение.

— Того самого парня!

— Молодого человека, которого вы видели сегодня у кофейного автомата?

— Да. Теперь-то я его вспомнил. А еще я уверен, что именно он сидел рядом с нами, когда мы разговаривали с Хальберштейн в кафетерии.

— Он был здесь? — спросил Дорн. Он смотрел на Штефана очень внимательно, можно сказать, как профессионал, оставаясь при этом абсолютно спокойным.

— В вестибюле главного здания, — уточнил Штефан. — Он сидел на одном из стульев у выхода и читал газету. Когда я направился к нему, он вскочил и убежал.

— Направились к нему? Зачем?

Штефан пожал плечами. Он и сам точно не знал зачем.

— Я… хотел с ним поговорить, — ответил он. — А еще я, пожалуй, хотел удостовериться, что это действительно он.

— Это было не очень разумно с вашей стороны, — сказал Дорн. — Да, не очень. Если вы говорите правду, то…