Что же касается слухов… Коллекционеры все равно что безумцы, ради редчайшего экземпляра готовы на все. И две тысячи долларов за бутылку далеко не предел. Есть ведь так называемые вина «с историей». Подаренные знаменитости знаменитостью. Или которые должны были быть выпиты по торжественному случаю лицами, известными всем, но этого по какой-либо причине не случилось. Еще дороже экземпляр, когда история эта, или причина, замешана на крови. К примеру, на убийстве из ревности или ограблении. Единственная бутылка в мире, уникальный экземпляр! Раритет! Эксклюзив! Понятно, что это вино никто и не собирается пить. Оно — жемчужина коллекции, ее гордость, украшение и стоит сумасшедших денег.

Так вот, что касается слухов… Была история, в которую мало кто верил. И бутылка вина, которую никто никогда не видел. Но все о ней слышали. И, по слухам, она осела именно в Парижской коллекции и должна была на днях выставляться на торги. Поэтому сюда и съехались знатоки вин со всего мира, всем известные коллекционеры, владельцы многотомных, читай — многолитровых, винонотек, уникальных экземпляров. Было много американцев, азиатов, а также русских, которые с середины девяностых проявляли все более активное участие в аукционах, касалось ли это драгоценностей, картин и антиквариата. Теперь дело дошло и до коллекционных вин. Это постепенно входило в моду в России. Каждый уважающий себя русский миллионер имел теперь нерядовое собрание вин, а в нем одну-другую бутылочку немалой цены, которую не зазорно распить по особому случаю либо подарить чиновному лицу, от которого зависит принятие жизненно важного решения. Дорогое французское вино стало непременным атрибутом богатой жизни, вопиющей роскоши и элитарности. О нем говорили, о нем писали, а дегустации собирали публику с туго набитыми кошельками.

Русских теперь опасались все, ведь именно они стали королями аукционов. Было ощущение, что карманы у них бездонные, а возможностям нет предела. Конкурировать с ними было трудно. Иностранцы пребывали в унынии, вид у русских был решительный. И хотя в России продажа спиртных напитков частными лицами запрещалась, все равно приезжали и покупали. Хотя заработать в своей стране на перепродаже коллекционных вин в открытую не могли. Для этого пришлось бы вновь вывозить вино из страны и выставлять, к примеру, на аукционе Сотбис. В последнее время в моду входили и онлайновские аукционы, где тоже можно было неплохо заработать, да и в самой России появлялись винные клубы, сообщества любителей этого изысканного напитка, коллекционеров, обменивающихся раритетами или же тайно продающих их друг другу.

Надежда у иностранцев была одна: вина много, хватит на всех. Пять тысяч бутылок не пятьдесят. Американцы, которые раньше правили бал на винных аукционах, оживленно что-то обсуждали, косясь на конкурентов из России, отчаянно жестикулировали, громко смеялись, в общем, вели себя нагло и шумно. Мы, мол, вас не боимся! Мы пришли сюда раньше и скупим все самое лучшее! Азиаты сосредоточенно изучали заявленные лоты, ожидая начала торгов. Из серьезных игроков на Парижском аукционе присутствовали пятеро русских. Все — люди известные, состоятельные, владельцы самых солидных в России винных коллекций, приблизительная стоимость каждой была от полумиллиона евро. И все они прекрасно друг друга знали. Четверо мужчин и одна женщина. Поздоровались, обменялись любезностями, посмотришь — лучшие друзья.

На самом деле все они были соперниками и втайне друг друга ненавидели. У истинного коллекционера друзей нет. Его лучшие друзья — коллекционное вино, уютно устраиваются в специальных шкафах, если он помешан на вине, ждут своего часа. Своей минуты. Момента, когда освобожденному из бутылки багряному цветку божественного нектара представится возможность раскрыться в бокале из тонкого стекла, оставив на его стенках маслянистые прозрачные лепестки и явив миру изысканный аромат. Лишь только хозяин слышит голоса своих любимцев, он же их преданный слуга, отважный защитник. Чем дальше, тем больше. Сначала коллекция отбирает деньги, потом время, а потом и время, и деньги, превращаясь в навязчивую идею. Мысль о том, что у кого-то есть то, чего нет у тебя, невыносима. Желание только одно: «Хочу».

«Я это хочу», — думали пятеро в ожидании начала торгов. И все они думали при этом о той самой, заветной бутылке вина. Неужели же она существует? Среди лотов, заявленных на аукционе, «Мутон Ротшильд» 1949 года не значился. На слух так ничего особенного, огромных денег не стоит и предынфарктным состоянием в случае потери не грозит. Если бы не уникальная история…

— Дамы и господа! Лот номер двадцать два! «Шато Мутон Ротшильд» миллезима 2000 года! Стартовая цена одна тысяча евро!

— Одна сто.

— Одна тысяча пятьсот.

— Одна восемьсот…

— Две тысячи…

— Продано!

— Лот номер пятьдесят…

…Аукцион подходил к концу. Большинство коллекционеров, приехавших сюда, ждало разочарование. Практически все лучшие вина парижской коллекции скупил господин лет сорока, сорока пяти, в отличном костюме и с отличными манерами, невозмутимо называющий запредельные цифры за эксклюзивные лоты. У него были темные волосы, густые брови, глубокие карие глаза, нос с горбинкой и смуглое лицо, тем не менее американцы переглядывались и пожимали плечами:

— Русский.

А в конце аукциона:

— Сумасшедший русский!

По их подсчетам невозмутимый господин потратил на эксклюзивное вино чуть ли не триста тысяч евро, скупив добрую часть всей Парижской коллекции!

— Дмитрий, может быть, ты остановишься? — кисло ска зала по-русски сидящая рядом с ним женщина средних лет при глубоком декольте и великолепных бриллиантах. Что ей, впрочем, не шло, она была некрасива. Лицо резкое, нос короткий, брови и ресницы редкие, а подбородок слишком уж крутой, его еще называют «волевой». Высокая вечерняя прическа ее не украшала, да и висячие сверкающие серьги казались приставленными от другого лица. Тем не менее она привлекала всеобщее внимание. Что-то такое в ней было.