Парень — восемь долларов, девчонка — пятнадцать. За пару — двадцатка, по рукам?

Окна…

Они открывались не так часто, и каждый раз вся станция ждала нового постояльца — с садистским любопытством и внутренним трепетом. Их здесь ютилось уже более трехсот, разношерстный интернационал, люди всех возрастов, профессий, пристрастий и вер, объединенные лишь одним — желанием смерти.

По-другому сюда не попадали. Нужно было встать точно в указанном месте, воздеть руки к небу и мысленно умереть. Если ты счастливчик — хотя бывают ли счастливчики среди самоубийц? — то через миг ты окажешься здесь. Если нет — то под хихиканье толпы, сквозь брезгливо соболезнующие взгляды зевак можешь плестись, откуда пришел, и выбирать для себя более тривиальное решение — пулю, бритву, яд, высокий мост…

Испано-вьетнамка Сьон попала сюда из Парижа, со ступеней Сакрекёра. Русский программист Петучкоу — или Петушкоф? — с круглого бронзового люка «нулевого километра» рядом с Красной площадью и московским Кремлем.

Восемнадцатилетний Клайв Соммерсон покинул Лос-Анжелес наиболее пафосно. В окружении фоторепортеров, под блеск вспышек, поздним вечером на Аллее звезд, поправ Джоан Вудворд, чье имя было первым впечатано в священную голливудскую землю, он театрально вскинул руки и в ту же секунду превратился в серебристую пыль.

На следующее утро, проглядывая прессу, он поморщился от нелепого пассажа «улетел со звезды на звезду» — отличился кто-то из «Чикаго Трибьюн». Только необразованному журналисту — а большинство из них таковы, Клайв в этом никогда не сомневался, — могло прийти в голову назвать Наблюдение звездой.

Окна…

Готические, стрельчатые, украшенные изумительными витражами. Типовые и унылые, наследие прошлого века, перемазанные неумелыми малярами, с трескающимися рамами и сломанными шпингалетами. Трехкамерные, с защитой от ультрафиолета и ударной волны, пылеотталкивающие с обеих сторон стеклопакеты. Слюдяные квадратики перекосившихся черных избушек.

Миллиарды окон смотрели на Клайва с ночной Земли. Косматое солнце спряталось на пару часов, и темная поверхность планеты едва заметно тлела своими фонарями и пожарами, рекламными щитами и газовыми факелами.

«Как ты покажешь мне свое настроение?..»

Слишком далеко, чтобы без оптики разглядеть что-нибудь подробно. Слишком далеко, чтобы чувствовать единение с висящим в пустоте шариком. Наблюдение застыло в геостационаре, как камень в праще. Двадцать две тысячи проклятых миль. Тридцать шесть тысяч гребаных европейских километров.

Клайв часто приходил сюда — в единственное место на Наблюдении, не считая спального отсека, где мог остаться один. Теперь можно было не спешить — раньше или позже Булыжник возьмет его насовсем. Боль и обида не ослабевали ни на йоту, и Клайв садился на широкий парапет перед иллюминатором, обхватывал колени и тихо качался из стороны в сторону, выедая себя изнутри.

На расстоянии вытянутой руки, но по ту сторону, жил Булыжник. С того момента, как Клайв услышал от камня свое имя, он больше не мог думать неодушевленноо трехметровом астероиде, предъявившем свои требования всему бестолковому человечеству.

Звездный гость. Звездный инспектор. Кусок скальной породы без малейших признаков организованной структуры. Просто каменюка, прилетевшая неизвестно откуда. Булыжник.

Булыжник, вышедший на нужную ему орбиту и зависший над Тихим океаном. Болтливый, как ди-джей с поп-радиостанции. Перекроивший пространство вокруг себя, сместивший естественные гравитационные векторы в радиусе мили. Построивший сцену для спектакля двух актеров — себя и Земли, — наполнивший зал зрителями.

И убивающий зрителей одного за другим.

В баре в этот час было безлюдно. Джиро, не спавший, похоже, вообще никогда, перебирал громадными ручищами бокалы, протирал их до хрустального блеска и тихо напевал что-то по-неаполитански.

— Негрони?

— Лучше просто аверну, — ответил Клайв.

— Лед?

— Один кусочек. Не люблю талую воду.

Джиро потянулся за нужной бутылкой.

— Как ты этого добился? — спросил Клайв. — Все напитки мира, нормальная посуда, атрибутика… Сколько могло стоить припереть все это сюда?

Бармен полыценно ухмыльнулся.

— Наблюдение стало очень прибыльным местечком, Гуардиерэ [5] . Если вам напоследок захочется омаров или черной икры — нет проблем, только скажите Джиро.

— Неужели только на хостинге можно так зарабатывать?

Джиро искренне расхохотался.

— Хостинг был важен только в самом начале. Связь с внешним миром и все такое. А потом мы стали звездами. Каждая кроха информации о любом из нас и о том, что мы здесь делаем, стоит бешеных денег. Знаете, что любой ваш чих привлекает внизу большее внимание, чем финальные матчи, землетрясения и свержения правительств? Атабаев поставил проект на широкую ногу — может, потому и продержался почти четыре месяца.