Талгат что-то рыкнул своим, один подбежал и повязал руки моим пленникам. Несмотря на то, что я не хотел демонстрировать местной публике тайны резьбового соединения, пришлось развинтить хомуты. Аккуратно, вместе с цепью и болтами уложил их в рюкзак.

Ну ладно, всё хорошо, а ведь отсюда пора сваливать. Наш источник такую прорву лошадей не напоит, да и травы осталось едва-едва. Пленных усадили на коней. Наши тюки сообща принайтовали к вьючным лошадям. Я проверил подпругу, перекинул поводья через шею коня и взгромоздился в седло. Махнул рукой девочкам. Поехали! Навыки тела меня не покинули. В седле я держался вполне уверенно, мастерство не пропьёшь. Вот только внутренние стороны бедер и задница будут болеть, и тут ничего не поделаешь. Терпеть, гвардия умирает, но не сдаётся.

Я ехал на коняшке, напевая "El Condor Pasa", ровная местность успокаивала, тут нет барханов с обрывистыми склонами. Солнце последний раз мазнуло пурпуром по вершинам далёких гор. Надо бы отдохнуть, пока луна не взойдет.

Остановились, развели костерчик. Я поставил котелок с водой на огонь. Чай не пил, какая сила, чай попил, совсем ослаб. Местные чая, оказывается, не знают. Это меня огорчило. Не знают, потому что его нет в природе, или не знают, потому что не знают? Вот еще загадка. Напоил всех чаем. С сахаром. Проще было просто сахара в рот насыпать. Все, поголовно, страшные сладкоежки, сделали себе сироп. Запомнил. Больше сахар не доставать. Чай тоже – они к кумысу привыкшие. Потом все сказали, что чай вкусный. Детский сад.

Начались цивилизованные места, в смысле природа стала похоже на природу, а не пейзаж после орбитальной бомбардировки. Появились первые жухлые клочки травы, пятна низкорослого плотного кустарника с мелкой, почти незаметной листвой. Вместо иссушающего жара пустыни потянуло чуть более прохладным воздухом. Марсианский ландшафт у меня уже в печёнках. По мере движения по пустыне, я всё больше и больше вспоминал свое босоногое детство, прадедушку и всё, что тогда меня окружало. Какая, оказывается, цепкая, наша детская память! Когда мы достигли места, где росла трава, я вообще чуть не впал сентиментальную слезливость. Горьковатый запах полыни, легкие венчики пыли из-под копыт, яркое солнце. Перестук подков, покачивание в седле, побрякивание каких-то котелков, вызвали столь яркие воспоминания, что я чуть не выпал из действительности.

Я решил поинтересоваться у Талгата, куда мы едем.

— В кочевье. Надо женщин отвезти.

Ну и отлично, сейчас сбагрю девок в стойбище, и пусть между собой разбираются. А сам метнусь в город, куплю жратвы на месяц, найму пару негров и поеду назад, исследовать покинутый город и вагончики. Кони у меня теперь есть, деньги есть, пистолет есть. В общем, можно считать, что я готов к автономным путешествиям. И дорогу знаю. Я уже не тот могучий дистрофик, который выполз из пустыни прямиком в лапы садистам. Регулярное питание и полноценный сон – вот две составляющие здоровья. Копирайт моей второй тёщи. А регулярный секс в это однообразие добавляет волнующую нотку варварского безнаказанного разврата. Я сладострастно посмотрел на Алтаану. Она увидела мой взгляд и зарделась. Такие очаровательные лютики только здесь остались. Надо будет её с собой взять в путешествие.

— Это твои женщины? — вдруг спросил Талгат.

— Мнэ-э-э… — замялся я.

— Ты с ними воду разделил?

— Да.

— А еду с ними разделил?

— Да, разделил.

— А кирим делал?

— Э, ээээ…?

Талгат большим и указательным пальцем левой руки изобразил кольцо, а пальцем правой подвигал внутри кольца. А, это он про секс говорит.

— Делал, ага.

— Значит они – твои женщины.

— Вот как. Ну, значит, мои женщины, — я согласился. Что тут спорить, дело сделано. На чужой роток не накинешь платок. Статус моих подружек меня ничуть не колыхал. Надо будет на досуге ознакомиться с местным гражданским кодексом. На всякий случай. Чтобы невзначай на кол не угодить. Незнание закона не освобождает, сами понимаете. Я все равно ни хрена не догонял. Пока я собирался выяснить, какие обязанности на меня налагает владение женщинами, Талгат объявил:

— Приедем в кочевье, заберешь пленников, кулут будет.

Я вспоминал, что такое кулут. Что-то знакомое, раб что ли. А, вспомнил! Подневольный работник. Типа батрака, отрабатывающего свой долг.

— А…

— А я бы кулут не брал. Поймал – секир башка сделал, — Талгат продолжал свою речь, — кулут – плохой работник.

— А если эти? — я мотнул головой в сторону пленных, — женщин бы забрали?

— Сделают кирим-кирим, а потом всё равно кормить и поить будут. Только плохо.

Я так и не понял, что будут делать плохо. Это что же, если моих женщин – моих, фактически, жён, любой, который их накормит, напоит и трахнет – сразу станет их мужем? Я помотал головой.

— А те мужчины, которые были до меня? Их мужья?

— Пока не придет кто-нибудь, кто скажет, что это его женщина. Можешь отдать по-хорошему, а если не согласен – то надо драться, — Талгат немногословен.

При некотором размышлении я пришел к выводу, что это, в общем-то, гуманно. Баба здесь при мужике должна быть, неважно, при каком. Как повезёт. Но меня несколько напрягало то, что женщина тут чуть ценнее овцы. Хотя я сам иной раз подумывал о том… ну, неважно. Курица, в общем, не птица.

— А зачем меня искал Улахан Тойон? — тут я решил на всякий случай поинтересоваться своей судьбой. Я почему-то твердо был уверен, что рано или поздно меня повезут к местным властям.

— Не знаю. Сказал – найти. Я нашёл, — лаконизм Талгата меня восхищал, — а ты не видел возле Пяти Пальцев абаасы?

Я чуть не рассмеялся. Надо же.

— Я его убил, — отвечаю ему совершенно серьёзно.

— Как убил? — впервые у Талгата прорезались чувства.

— Молча, — надо проконопатить свой имидж, — вот, смотри, я вырвал ему сердце и глаза.